Превратись. Вторая книга. Александра Нюренберг
яростно, по-кошачьи, заворчала и визгливо вскрикнула:
– С глаз моих… Вон!
Её синее платье, заметно подутратившее свежести после кормления перепёлок, мелькнуло, исчезая. За неплотным вьющимся плетнём цветы, высунув жёлтые языки, безмолвствовали. Хлопнула дверь.
Всеволод и Григорий, пристыженные, но не без тайного облегчения, направились по улочке, возвышавшейся в конце, где она выводила на одну из четырёх прямых улиц.
Пастырь остановился и протянул лапу.
– Давайте…
Хоть Всеволод и сделал попытку отстоять доверенную тару, леопард настаивал:
– Так и быть, отнесу.
Он мотнул головой в сторону расшитого цветами плетня, который они миновали, и, понизив голос, добавил:
– Перепёлки плохо отстирываются. Лучше бы вам не попадаться ей сейчас на глаза – разорвёт.
Всеволод снял с плеча одну из сумок и, передавая её спутнику, услышал, вернее, разобрал в густой тишине городского полдня шаги. Он узнал их, конечно. Хотя узнать их, право, было мудрено. Походка, ритм которой был записан в его крови, изменилась. И это было объяснимо – та, чьей особенностью была эта небрежная поступь, бежала – и бежала очень скоро.
Ледяной пот прошиб дракона, когда он, замерев с сумкой в руке, прислушался к этому звуку бегущих ног. Выронив сумку, из которой, бешено закрутясь, выскочил обрадованный термос, Всеволод побежал по улочке. Изумлённый вскрик за спиною его не остановил, и в секунды этого бешеного бега он дико успел изумиться тому, что металлический сосуд, скача по щебню, не издаёт никаких ударов.
За три шага до кустов самшита, разросшихся вроде беседки без крыши и служивших аркою, забыв о правилах для гостей, он преобразился и драконом взмыл над ровными купами домов. Он увидел с небольшой высоты, подбирая когтистые лапы и тщетно дёргая правым крылом, на роговом выросте которого тряслась, не желая отцепиться, пустая сумка, всю широкую улицу, как резко качнувшуюся доску качелей и на одном конце качелей увидел он Веду (она бежала), на другом, ближе к арке – Шанаэля.
Раздумывая в течение двадцати секунд, он решился и с грохотом разлетевшейся брусчатки приземлился посреди этой улицы, головой к арке. Он увидел ничуть не запыхавшегося Шанаэля, и его мельком удивило то, что леопард стоит, заложив лапы за ремень портупеи, но предаваться размышлениям он не стал, а издал рёв, от которого сильно заколыхались кроны над крышами.
Сев посреди улицы, он сделал ошибку, так как занял всё пространство от плетня до плетня, но это, при сложившихся так внезапно и мигом подтвердивших все его подозрения обстоятельствах, было, пожалуй, к лучшему.
Шанаэль не проявил почти никаких чувств при виде бросившегося в город неизвестно откуда дракона. Если исключить малопонятное выражение, очень похожее на одобрение (Шанаэль вытащил одну лапу из-за портупеи и тронул усы) леопард не шевельнулся, только прищурил глаза, когда новый грозный рёв выдрал из пространства шквал ветра и с треском посыпалась