Превратись. Вторая книга. Александра Нюренберг
извиняться за беспорядок, а, улыбнувшись, метнулась и выставила со стуком два креслица на железных ножках.
Супруг её, дождавшись, чтобы гости уселись, поместился с хлыстиком на кожаном узком диванчике, спиною к окну. Шляпу повесил себе на колено.
Тата, облокотившись на стол, между горкой теста и мучным мешком, из которого тонко сыпалось на пол и на босые её ноги, пылко разглядывала Всеволода и Веду.
Они назвали свои имена. Хозяин привстал со шляпой на коленях.
– Карл.
– Необычное имя. – Заметила Веда, протягивая руку к тесту и отщипывая кусочек.
Тата сделала то же, и обе синхронно запустили тесто в уста.
– В честь, значит, окрестили годаньского президента, с которым у Сурьи было перемирие на вечные времена. – Солидно объяснил Карл, положив ладони на квадратные колени.
Тата, жуя тесто, вмешалась:
– То сестрица ваша, товарищ инспектор? Будто сродственное что есть.
Под взглядом мужа она умолкла, хотя спервоначалу не собиралась ограничиться одним вопросом, и упрямо отвела глаза.
– Соловья баснями не кормят. – Сказал ей Карл, не дав Всеволоду ответить.
Тата оторвалась от стола и распахнула дверцу буфета – в полутьме запестрела горка маленьких яиц. При виде их Всеволод сел прямее, а Веда поцокала зубами – совсем незаметно.
– Разве что яишню, если на скорую руку? – Заволновалась совсем не ленивая Тата. – Свежие.
Карл посмотрел на гостей и поднял руку – ладонь ребром.
– Это вздор, Тата. Люди далеко едут, что они – яичницы не видали? Пироги дай.
– Ах, ну да. – Обрадованно сказала Тата и бешено отворила несколько дверец – и так быстро, что нежданным гостям померещилось, что у неё не одна, а несколько пар рук, выставила на стол и мигом заставила его прекраснейшими пирогами – тут имелись и большие, и в ладонь, и такие, что разве в обеих руках насилу удержишь.
– Вы-то, смотрю, свеженькие, умытые, а ведь издалека трепитесь.– Сотворив такие чудеса, цеплялась любопытная Тата, показывая, где умыть руки и тут же подавая полотенце.
Снова дрогнули Всеволод и Веда, и снова чуткий Карл приметил это.
– Сядь, Тата. – Повелел он.
Все сели и принялись есть. Хозяева не оставили гостей в одиночестве, видно, чтобы тем не было неловко показать свою удаль. Разговор был необязателен, так как его заменил прелестный, с ума сводящий дух от пирогов, и их разнообразный вкус.
– А вот с луком, с яйцами. – Сильно двигая блюдо по столу, как военное судно в забитом до отказа порту, чуть невнятно молвила Тата.
Веда закивала и под внимательным оком хозяина занесла руку над поджаристыми квадратными пирожками. Тата вдруг прыснула и, не смущаясь того, что Карл прямо-таки ошпарил её, как хлыстиком, взглядом, объяснила:
– Этот, – (она указала на мужа пухлой красивой рукой), – раз через яйца с полгода плашмя лежал, чуть живота не решился.
Нескромное