Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха. Генри Миллер
как часы.
Как вы заблуждаетесь! Через какие только муки не придется вам пройти! Дайте нам величайшие откровения, потрясите мир до основания – но не надейтесь избежать своей Голгофы! Едва выпустите вы свои творенья в свет, будьте уверены, их немедленно обернут против вас. Вы будете исключением, если вас не осадит толпа чудовищ, которых вы сами и породили. И не сомневайтесь, придет день, когда вам покажется, что еще ни одна возвышающая мысль не оставила следа в мире. Вы станете ужасаться и недоумевать, когда увидите, каким провалом все обернулось, сколь превратно понимают вас и ваших героев. Мир, который вы невольно создали, заявит свои права, видя в вас не своего владыку или верховного судию, но свою жертву.
Нет, я не могу заранее говорить подобные вещи, потому что вы никогда бы мне не поверили, иначе, услышав такое напутствие, не возьмешься за перо. И не надо мне верить! Слушая вас, видя ваши горящие глаза, я сам почти готов поверить в то, что я не прав. И я, конечно, не прав, наставляя вас таким образом, поскольку одно бесспорно: не имеет значения, в какую игру ты ввязался, стоит все же довести ее до конца. Но только вот сможете ли вы заставить себя считать вашу высокую миссию «игрой»?
Есть еще одно, о чем надо бы знать… Когда вы выразите себя до конца, тогда, и только тогда вы осознаете, что все на свете уже выражено, не одними только словами, но и делом, и единственное, что вам, в сущности, остается, – это сказать: аминь!
Здесь, в Биг-Суре, я научился говорить аминь! И здесь же я впервые задумался над поучительными словами Селина, с ощущением, что это не просто мистификация, а нечто большее: «Сцал я на вас с высокой башни!» И здесь, в глуши, так сказать, я обнаружил – mirabile dictu![10] – что трое из моих соседей читали «Arabia Deserta».[11] Опять же здесь у меня несколько месяцев гостил человек, который расстался с саном священника, чтобы вести жизнь, подобную Христовой. Только здесь мне довелось видеть, как люди полностью меняли свои взгляды и жизнь. И здесь, чаще, чем где-либо еще, я слышал самые нелепые, самые мудрые слова.
Оставайся на месте и смотри, как земля вертится!
Знаю, есть люди, которые сетуют на то, что Биг-Сур, мол, не слишком побуждает к творчеству. У меня же, напротив, такое ощущение, что побуждает, и даже слишком. Людям, чувствующим живо и остро, нет надобности и за порог выходить. Для такого человека есть его мир, непосредственно его окружающий, мир столь же огромный и богатый, столь же захватывающий и содержательный, как тот, какой Торо нашел в Уолдене.
Должен признаться, что, любя мир – все страны и континенты, – я также люблю свой дом, первый настоящий дом, который у меня появился. Что и говорить, те, кто ценит «дом», – это вечные бродяги, изгнанники. Если я когда-нибудь отважусь снова выбраться в мир, то, верю, теперь я смогу предъявить и нечто вроде корней, а не только цветы. Предъявить хотя бы то, чему научил меня Биг-Сур, – это уже немало. Я говорю Биг-Сур, а не Америка. Ибо, хотя Биг-Сур и часть Америки, подлинной Америки,
Странное дело
«Аравийская пустыня»