Сочинения. Уильям Мейкпис Теккерей
графини было добровольным.
Эти господа так тщательно оговорили все условия, что я нимало не усомнился в серьезности их намерений; по счастью, графиня была настроена милостиво, и мне не стоило труда упросить ее написать им собственноручно, заверяя, что все слухи о каких-то недоразумениях между нами – злостная клевета, что мы живем в ладу и дружбе и она готова скрепить любую сделку, какую ее мужу благоугодно заключить.
Предложение пришлось как нельзя кстати и преисполнило меня надежд. Я не докучал читателям подробными рассказами о моих долгах и тяжбах, которые к тому времени так разрослись и усложнились и так на меня давили, что я уже сам в них путался и терял голову. Достаточно сказать, что у меня окончательно истощились деньги и кредит. Я жил безвыездно в замке Линдон, пробавляясь собственной бараниной и говядиной, потребляя хлеб, торф и картофель со своих угодий и полей; а тут еще приходилось следить за леди Линдон в стенах моего дома и за судебными приставами – вне его стен. За последние два года, с тех пор как я так неудачно съездил в Дублин за деньгами (и, к великому разочарованию моих кредиторов, продулся в пух), я и вовсе не решался туда показываться и только изредка наведывался в главный город графства, и то лишь потому, что знал там всех шерифов: я поклялся, что, если со мной что случится, виновнику не сносить головы. Надежда на изрядную сумму меня окрылила, я ухватился за нее, как утопающий за соломинку.
Спустя некоторое время от проклятых лондонских купцов пришел ответ, где говорилось, что, если леди Линдон подтвердит свое письменное заявление лично в их лондонской конторе на Берчин-лейн, они, ознакомившись с названной недвижимостью, очевидно, придут со мной к соглашению; однако они решительно отклоняли мое предложение приехать для переговоров в замок Линдон: им известно, как там приняли столь уважаемых дублинских дельцов, как господа Шарп и Залмон. Это был явный выпад против меня. Но бывают положения, когда мы не можем диктовать свои условия, а меня так прищучили долги, что я подписал бы контракт с самим чертом, явись он искушать меня порядочной суммой.
Я решил ехать сам и взять с собой леди Линдон. Напрасно матушка молила и предостерегала меня.
– Верь мне, – говорила она, – тут какой-то подвох. Тебе не поздоровится в этом ужасном городе. Здесь ты можешь годы и годы жить в довольстве и холе, если не считать, что в погребе хоть шаром покати и в доме нет ни одного окна целого. Но стоит им залучить тебя в Лондон, и тебе, бедный невинный мой мальчик, несдобровать… Чует мое сердце, хлебнешь ты там горя.
– Зачем куда-то ехать? – спрашивала и жена. – Я и здесь счастлива, с тех пор как ты ко мне переменился. Мы не можем явиться в Лондон, как нам подобает; небольшие деньги, которые ты получишь, уйдут туда же, куда ушли остальные. Давай лучше жить, как пастушок и пастушка, пасти наше стадо и довольствоваться малым! – И, взяв мою руку, она поцеловала ее. На что матушка только фыркнула:
– Знаем мы этих подлых антиресанок! Я уверена, тут без нее не обошлось!
Я