Москва и москвичи. Репортажи из прошлого. Владимир Гиляровский
не в действующей армии, – но здесь друзья, сцена, Гаевская со своими родителями…
15 июля я и Давыдов лихо отпраздновали после репетиции свои именины в саду, а вечером у Фофановых мне именины справили старики: и пирог, и икра, и чудная вишневая домашняя наливка.
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
– Время еще есть, посмотрим, что в Думе делается, – предложил я. – Пошли.
Около Думы народ. Идет заседание. Пробрались в зал. Речь о войне, о помощи раненым. Какой-то выхоленный, жирный, так пудов на восемь, гласный, нервно поправляя золотое пенсне, возбужденно, с привизгом, предлагает желающим «добровольно положить живот свой за веру, царя и отечество», в защиту угнетенных славян, и сулит за это земные блага и царство небесное, указывая рукой прямой путь в небесное царство через правую от его руки дверь, на которой написано: «Прием добровольцев».
– Юрка, пойдем на войну! – шепчу я разгоревшемуся от вина и от зажигательной речи Инсарскому.
– А ты пойдешь?
– Куда ты, туда и я!
И мы потихоньку вошли в дверь, где во второй комнате за столом сидели два думских служащих купеческого вида.
– Здесь в добровольцы? – спрашиваю.
– Пожалуйте-с… Здесь…
– А много записалось?
– Один только пока.
– Ладно, пиши меня.
– И меня!
Подсунули бумагу. Я, затем Инсарский расписались и адрес на театр дали, а сами тотчас же исчезли, чтобы не возбуждать любопытства, и прямо в театр. Считка началась. Мы молчали. Вечер был свободный, я провел его у Фофановых, но ни слова не сказал. Утром в 10 часов репетиция, вечером спектакль. Идет «Гамлет», которого играет Далматов, Инсарский – Горацио, я – Лаэрта. Роль эту мне дали по просьбе Далматова, которого я учил фехтовать. Полония играл Давыдов, так как Андреев-Бурлак уехал в Симбирск к родным на две недели. Во время репетиции является гарнизонный солдат с книжкой, а в ней повестка мне и Инсарскому.
– По распоряжению командира резервного батальона в 9 часов утра в понедельник явиться в казармы…
С Инсарским чуть дурно не сделалось, – он по пьяному делу никакого значения не придал подписке. А на беду, и молодая жена его была на репетиции; когда узнала – в обморок… Привели в чувство, плачет:
– Юра… Юра… Зачем они тебя?
– Сам не знаю, вот пошел я с этим чертом, и записались оба, – указывает на меня…
В городе шел разговор: «актеры пошли на войну»… В газетах появилось известие…
«Гамлет» сделал полный сбор. Аплодисментами встречали Инсарского, устроили овацию