Короля играет свита. Елена Арсеньева
в доме по-прежнему царила тишина.
Алексей пожал плечами, не ведая, что теперь делать. Потом решился, сделал еще шажок по направлению к высокой двери и приотворил ее. Он увидел перед собою большую проходную залу, где люстры были затянуты тканью от пыли, а окна завешаны, так что здесь царил полумрак. В конце залы была еще одна дверь – приоткрытая, и Алексей, поминутно во весь голос оповещая о своем прибытии (менее всего он желал бы, чтобы откуда-то выскочил какой-нибудь заспанный слуга и вцепился бы в него, словно в татя-грабителя), быстренько перебежал через залу и вошел в следующее помещение. Вошел – и замер на пороге.
Это была столовая комната, причем обставленная с такой утонченной роскошью, какой Алексей даже не ожидал увидать в этом наружно неуютном доме. Комната была небольшая, отделанная дубом, увешанная натюрмортами, призванными возбудить как чревоугодие, так и взор гостей.
Алексей не больно-то понимал в изящном искусстве. Правда, тетушка всячески привечала крепостного малевальщика Спирю, украсив его картинами барский дом, однако сии художества отличались от картин, увиденных Алексеем сейчас, как... как одежонка кухонной стряпухи отличается от бального туалета. Даже на его невежественный взгляд, пред ним были картины выдающихся художников. Как матово лоснились на них бока спелых персиков, как золотился лимон, истекал соком ломоть окорока, чудилось, дышал жаром свежеиспеченный хлеб, играло искрами вино в бокалах, поражали взор пышные невиданные цветы! Впрочем, не живописный, а натуральный стол был тоже весьма хорош. За ним могло уместиться персон двадцать, однако он был накрыт на два куверта. Сверкало серебро, безмятежно трепетали, оплывая, свечки. Несколько больших серебряных блюд были накрыты крышками, которые, однако, не в силах оказались преградить дорогу манящим ароматам, и усталый, проголодавшийся Алексей невольно сглотнул слюну. А вид десятка винных бутылей возбудил в нем немалую жажду. Наверняка в этих пыльных сосудах таились вина, которых в жизни не пробовал он, знавший доселе только лишь домашнюю наливку!
Алексей подошел ближе к столу и принялся с вожделением разглядывать крахмальные белоснежные салфетки с вензелем «ПАТ», лежащие на тарелках. Чистый снег, а не белье столовое. А каковы бокалы! Не серебряные стаканчики со стершимся от времени узором, как у них дома, а сверкающий хрусталь. Вот роскошь! Вот красота!
Вдруг Алексей заметил, что на дне одного из бокалов остался темно-бордовый осадок. Выходило, кто-то совсем недавно пил из него. Возможно, дядюшка ждал-ждал своего приятеля, званного к застолью, почувствовал жажду, выпил немного. А потом его отвлекли какие-то неотложные дела? Стол ведь сервирован не менее часа назад, свечи уже несколько оплыли. Приятель, значит, так и не пришел...
А что, ежели дядюшка ждал вовсе не какого-нибудь таинственного приятеля, а даму? Даму сердца? Тогда понятно, почему удалена прислуга: очевидно, Петр Александрович желал сохранить ее визит в тайне.
Ох, господи! Выходит,