Квентин Дорвард. Вальтер Скотт
истинно военной прямотой.
– Вот действительно дело, которое не входит в круг твоих обязанностей, – с улыбкой заметил король.
– Во всяком случае, – ответил граф, – я был бы не худшим командиром для попов, чем его святейшество епископ или, если ему больше нравится, его святейшество кардинал – для солдат гвардии Вашего Величества.
Король опять загадочно улыбнулся и шепнул Дюнуа:
– Может быть, придет скоро время, когда мы с тобой подтянем попов… А пока будем терпеть это самодовольное животное епископа. По теперешним временам и он годится… Ах, Дюнуа, это Рим взвалил нам на плечи и его, и другие тяжелые обузы! Но потерпи, мой друг: будем тасовать карты, пока не добьемся хорошей игры[24].
В эту минуту звуки труб во дворе возвестили о прибытии бургундского посла. Все присутствующие поспешили разместиться по старшинству вокруг короля и его дочерей, как того требовал этикет.
В зал вошел граф де Кревкер, известный своей храбростью. Вопреки обычаю, принятому у послов дружественных держав, он был в полном вооружении и только с непокрытой головой. На нем были великолепные стальные латы миланской работы, выложенные фантастическими золотыми узорами. С шеи, поверх блестящего панциря, спускался бургундский орден Золотого Руна{84} – в то время один из почетнейших рыцарских орденов. Красивый паж нес за ним его шлем; впереди шел герольд с верительными грамотами, которые он, преклонив колено, протянул королю. Сам же посол остановился посреди зала, как будто для того, чтобы дать возможность присутствующим полюбоваться его величественной осанкой, решительным взглядом, гордыми манерами и спокойным лицом. Остальная свита стояла во дворе и в прихожей.
– Подойдите, граф де Кревкер, – сказал Людовик, бросив мимолетный взгляд на поданные ему бумаги. – Мы не нуждаемся в верительных грамотах нашего кузена, чтобы принять столь славного воина, и не сомневаемся, что он вполне заслуживает доверия своего господина. Надеемся, что ваша прекрасная супруга, в жилах которой течет кровь наших предков, находится в добром здоровье. Если бы вы явились рука об руку с нею, граф, мы могли бы подумать, что вы надели ваши доспехи, чтобы отстаивать первенство ее красоты перед всеми влюбленными рыцарями Франции. Но сейчас мы положительно отказываемся понять, что означает ваш воинственный вид.
– Государь, – ответил посол, – граф де Кревкер оплакивает свое несчастье и просит прощения у Вашего Величества, но в настоящем случае он не может отвечать вам с той смиренной почтительностью, с какой он обязан говорить с государем, удостоившим его своей королевской милости. Но Филипп Кревкер де Корде говорит не от своего имени: устами его говорит его доблестный государь и повелитель герцог Бургундский.
– Что же скажет нам герцог Бургундский устами графа де Кревкера? – спросил Людовик с царственным достоинством. – Постой! Не забывай, что в эту минуту Филипп Кревкер де Корде говорит с государем своего государя.
Кревкер поклонился и, гордо выпрямившись, проговорил
Доктор Драйездаст* замечает здесь, что карты, изобретенные, как утверждают, еще во время предшествовавшего царствования для развлечения Карла V, в периоды его умственного расстройства, по-видимому, быстро распространились среди придворных, поскольку Людовик уже воспользовался ими для приведенной метафоры. Эта же поговорка вложена в уста Дурандарте в заколдованной пещере Монтесиноса**. Указанное происхождение изобретения карт родило на свет один из самых остроумных ответов свидетеля в суде, какие я слышал в своей жизни. Это был ответ покойного доктора Грегори из Эдинбурга одному прославленному шотландскому юристу. Свидетельское показание доктора должно было доказать невменяемость стороны, умственные способности которой подверглись рассмотрению на следствии. При перекрестном допросе доктор признал, что этот человек великолепно играл в вист. «Неужели вы серьезно утверждаете, доктор, – спросил ученый юрист, – что лицо, обладающее превосходными данными для такой трудной игры, требующей высшей степени памяти, рассудительности и комбинационных способностей, может в то же самое время быть повреждено в уме?» – «Я сам не играю в карты, – нашелся доктор, – но в исторических трудах я читал о том, что карты были изобретены для развлечения короля, сошедшего с ума». Этот ответ и решил дело.
*
**