Город. Сборник рассказов и повестей. Клиффорд Саймак
разошлись…
Он сделал нетерпеливый жест:
– Вот тебе еще один пример того, что нами потеряно, что упущено человечеством. Да, многого мы лишились, если вдуматься… Нет у нас ни семейных уз, ни деловой жизни, нет осмысленного труда, нет будущего.
Он повернулся и посмотрел на нее в упор:
– Сара, если ты хочешь вернуться…
Она покачала головой:
– Ничего не получится, Джон. Слишком много лет прошло.
Он кивнул. Что верно, то верно.
Она встала и протянула ему руку:
– Если ты когда-нибудь предпочтешь Сон, найди мой шифр. Я скажу, чтобы оставили место рядом со мной.
– Не думаю, чтобы я захотел, – ответил он.
– Нет так нет. Всего доброго, Джон.
– Постой, Сара. Ты ничего не сказала о нашем сыне. Прежде мы с ним часто встречались, но…
Она звонко рассмеялась:
– Том почти уже взрослый, Джон. И только представь себе, он…
– Я его давно не видел, – снова начал Вебстер.
– Ничего удивительного. Он почти не бывает в городе. Видно, в тебя пошел. Хочет стать каким-то первооткрывателем, что ли, не знаю, как это называется. Это его хобби.
– Ты подразумеваешь какие-нибудь новые исследования? Что-нибудь необыкновенное?
– Это точно, необыкновенное, но не исследование. Просто он уходит в лес и живет там сам по себе. Он и несколько его друзей. Мешочек соли, лук со стрелами… Странно, что говорить, но он очень доволен. Уверяет, будто там есть чему поучиться. И вид у него здоровый. Что твой волк: сильный, поджарый, глаза такие яркие…
Она повернулась и пошла к двери.
– Я провожу, – сказал Вебстер.
Она покачала головой:
– Нет, лучше не надо.
– Ты забыла кувшин.
– Возьми его себе, Джон. Там, куда я иду, он мне не понадобится.
Вебстер надел «мыслительный шлем» из пластика и включил пишущую машинку на своем рабочем столе.
«Глава двадцать шестая», – подумал он, и тотчас машинка защелкала, застучала, появились буквы:
«ГЛАВА XXVI»
На минуту Вебстер отключился, перебирая в уме данные и намечая план, затем продолжил изложение. Стук литер слился в ровное жужжание:
«Машины продолжали работать как прежде, под присмотром роботов производя все то, что производили прежде.
И роботы, зная, что это их право – право и долг, – продолжали трудиться, делая то, для чего их сконструировали.
Машины все работали, и роботы все работали, производя материальные ценности, словно было для кого производить, словно людей были миллионы, а не каких-нибудь пять тысяч.
И эти пять тысяч – кто сам остался, кого оставили – неожиданно оказались хозяевами мира, соразмеренного с потребностями миллионов, оказались обладателями ценностей и услуг, которые всего несколько месяцев назад предназначались для миллионных масс.
Правительства не было, да и зачем оно, если все преступления и злоупотребления, предотвращаемые правительством, теперь столь же успешно предотвращались внезапным изобилием, выпавшим на