Маргарита Бургундская. Мишель Зевако
плечом на дверь, которая затрещала. Еще немного – и она бы поддалась… В этот момент в другом конце коридора раздался невнятный шум голосов и поспешных шагов, и появился вооруженный отряд, освещаемый неясным светом факела, который нес один из лучников.
– Проклятье! – вскричал Буридан.
– Наконец-то! Вот она – смерть, – прошептал Филипп с восторженностью, близкой к безумию.
Почти в тот же миг отряд, во главе которого бежал с трудом переводящий дух Валуа, налетел на шестерых друзей… В этом узком коридоре хриплое ворчание, гневные вопли, брань смешались с бряцанием стали… Вдруг коридор погрузился в непроглядную тьму: Ланселот Бигорн ударом кулака сбил с ног державшего факел лучника и подошвой затушил горевшую камедь.
Тогда заварушка превратилась в кошмарный сон, где мелькают лишь тени, а единственным ориентиром сражающихся становятся стоны и крики ярости.
Шестеро друзей в инстинктивном тактическом движении объединились в одну группу и, выставив вперед кинжалы, начали медленно отступать той же дорогой, какой и пришли.
Слышался голос Валуа, который кричал: «Смерть им!» и требовал принести еще факелов. Он был на несколько шагов впереди своих лучников, которые, не имея таких же причин рисковать своей шкурой, продвигались вперед с большей осторожностью.
Внезапно Валуа замолчал.
Лучники еще несколько минут продолжали метаться по темному коридору, выкрикивая угрозы противникам и осыпая их бранью.
Но – странная штука! – противники эти, то есть шестеро товарищей, до сих пор отвечавшие на оскорбления ругательствами, достойными героев Гомера, теперь молчали.
Вдруг отблески факелов осветили этот мрачный проход. Из глубины особняка подоспела подмога, и на сей раз с десятками огней.
И тогда лучники Валуа издали ужасный крик. Граф исчез, а вместе с ним – Буридан и его спутники.
Из какого-то закутка выплыла шатающаяся, дрожащая фигура: то был Симон Маленгр, который во время боя тихонько отполз в сторонку и который, распрямившись, теперь вопил во все горло:
– Караул! Режут!.. На помощь!..
– Арестуйте его, капитан! – сказал чей-то голос. – Это он предал монсеньора!
Симон Маленгр узнал Жийону и прошептал:
– Мне конец!
Больше ни о чем подумать он не успел: его повязали, подхватили и понесли в подвалы особняка, где – ошеломленного, полумертвого от страха – бросили в темницу.
Вскоре вокруг него воцарилась тишина.
Симон Маленгр присел на корточки, опустил голову на колени и зарыдал.
Как долго пробыл там этот бедняга, впавший в оцепенение, потрясенный ужасными мыслями, что так вертелись у него в голове? Этого, вероятно, не сказал бы и он сам.
День ли был на дворе или же ночь – этого он тоже не знал, так как в камеру его не проникал даже лучик света.
Действительно, дом Валуа, организованный по подобию Лувра, похожий на крепость, располагал, как и все тогдашние особняки сеньоров, собственными темницами, собственной камерой пыток,