Политическое блюдо. Михаил Ефимов
у Маха лились одна за другой, вперегонку:
– Не понимаю! Ведь если бы боевики хотели проникнуть за периметр, они бы не втроём с четырьмя автоматами это делали, да и поймать их вряд ли смогли бы. Если ничего не продумано, это почерк дилетантов, а не профессионалов. Что-то среди своих коллег таких профанов не наблюдал.
– …Подождите, а как же вчера колонна машин с грузом и военными? Их пропустили, как я понимаю, свободно. И, смотри-ка, никто не удивился, потому что принятие машин и разгрузка прошли так обыденно, без нагнетания этого нерва… Никто из наших вопросом не задался. Значит, договорено с якобы противной стороной.
Злость охватывала Маха… и тут же гасилась: а чем тут возмущаться, что, лучше, если бы машины обстреляли и сожгли? Засунь себе своё возмущение… Где ты правду в мире видел?
– Ну да, как же, надо ведь красочно разыгрывать сопротивление, когда всё давно решено. Вот и посылают по нескольку статистов – вреда они причинить не могут, сценарий своими блошиными действиями не изменят. Но движуха есть, а значит, есть и информация в СМИ, да и мысли умных людей оттого, что всё подозрительно гладко, уводят.
«Это удивительно, – не мог понять Мах. – Ведь Обин – сильный и жестокий человек. Он мог бы не либеральничать, а попытаться отвоевать центр сам. Да вообще мог забрать всё себе, и не раз это проделывал с другими городами, помельче. Недаром его город стал самым богатым на планете… Значит, прав декан, большие волки не дерутся за добычу, а договариваются – на всех хватит. А дерутся только с шакалами, отбирая добычу у них».
Переключив вражеский канал на свой, центральный, Мах услышал вещи похлеще предыдущих:
– Окраина мечтает остаться с центром, а боевики Жестова, называющие себя «бесноватой сотней», мешают этому! И только город Зет и господин Обин прилагают все усилия, чтобы сохранить нашу целостность, – в два голоса гудели ведущие. – Сегодня на совести Жестова около сотни жертв, частью наши мирные граждане, пришедшие к военному формированию радиуса окраины, чтобы уговорить их сдаться. По ним подло открыли огонь, и только вовремя подоспевшие военные центра после долгого и кровопролитного боя сумели захватить формирование.
«Бред какой-то, – подумал Мах, вчера видевший всё лично. – Надо же, ни слова правды, всё вывернуто наизнанку и сверху нагружено ещё три короба».
Затем что-то на экране телевизора отвлекло Маха от мыслей. Сначала он не мог понять, что. Там, рядом с Сибиловым, был кто-то до боли знакомый, чьё-то привычное лицо…
– Господи, да это же декан! – воскликнул он вслух. Интересно, что он может там делать, в такой момент. Из-за гомона ничего не было слышно, говорили они, в отличие от ведущего, тихо. Мах встал и вышел из кафе, голова гудела от напряжения и шока.
………………………………………………………………
Следующий день, как всегда, начался с трибун неутомимых зазывал-ораторов. Мах их не слышал, речи звучали патриотически смешно и однообразно. Предназначены они были для толпы, а точнее, для глупых,