Ричард Длинные Руки. В западне. Гай Юлий Орловский
бы, – сказал он. – Еще чуть задержитесь, пусть прочувствуют возможность разрушения их империи. Очень близкую возможность! Но что-то мне очень не понравилось это вот «кем бы вы ни были»…
– А что так?
– Император знает, кто вы!
Я пожал плечами.
– Может, это сам всадник брякнул.
– На таком уровне не брякают, – предостерег он. – Будьте настороже и не допускайте промахов. Переговоры… бывают опаснее войны.
– Я вообще осторожный, – напомнил я. – Если что не так, лучше отступлю.
– Мудро, ваше величество. Не стыдитесь отступать. Отступить сейчас – победишь позже. Отступление у сильных ведет к победам.
– Так то у сильных, – пробормотал я.
Он посмотрел, вытягивая шею, на дорогу. Всадник уже домчался обратно к каретам, переговорил, и через некоторое время задняя карета, карета торжественно-черного цвета, сдвинулась с места и, объехав две золотые, выехала вперед.
Я ждал с сильно стучащим сердцем, Карл-Антон сказал рядом торопливо:
– Это не император! За ним штандарт императорского дома, но не личный…
– Сейчас узнаем, – ответил я.
Сверху хорошо видно, как возница в парике и в богатой одежде, так бы и принял его за могущественного герцога, с трудом заставляет коней приближаться под нависающую громаду Маркуса.
Когда вся четверка совсем уж уперлась и, фыркая, отказалась двигаться дальше, он натянул поводья и крикнул.
С запяток соскочили двое слуг, тоже в завитых париках, один отворил дверцу, другой поставил перед ней на землю оббитую парчой скамеечку.
В темном проеме появилась громадная голова в серебристо-сером парике из седых волос с крупными локонами, сам парик спускается всего лишь до плеч, однако переговорщик вышел на свет не такой уж и громадный, хотя и грузный.
Камзол из парчи до колен, вроде бы желтого цвета, но разобрать трудно из-за лент, бантов, плетеных шнуров разного размера и цвета, а пышные манжеты начинаются от локтей. Все же я уловил в его одежде неуловимую строгость, которая все-таки отличает государственного служащего высокого ранга от беспечного прожигателя жизни.
Опираясь на головы склонившихся лакеев, он выставив перед собой роскошно оформленную трость, грузно спустился на скамеечку, а оттуда сошел на землю, где величественным жестом велел всем оставаться на местах.
Трость, как я понял с настороженностью, не палочка для помощи в ходьбе, а что-то иное, то ли оружие, то ли символ власти, а то и нечто магическое, хотя магии все еще не ощущаю.
Его державное лицо и весь облик настолько ясно и отчетливо говорят о власти и могуществе, что я непроизвольно двинулся по трапу навстречу, но спохватился и заставил себя остановиться на некоторой высоте.
Он медленно шествует к Маркусу с непокрытой головой, хотя при таком парике какая шляпа, но как бы сорвал ее церемонным жестом и, низко склонившись, помахал ею над носком блестящей туфли, даже сделал пару тяжелых подскоков и замер в позе вежливого ожидания.
Я ответил с высоты пандуса:
– Ну-ну,