Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль. Р. Скотт Бэккер
заговаривали с ним, поздравляли его. Безмозглый тидонский тан даже сдуру поцеловал его колено! Они торжественно возглашали: «Скюльвенд!» – приветствуя его.
Воина-Пророка окружали изображения Кругораспятия – золото на черном. Со своего места на небольшом возвышении он взирал на сидевших за столом совета представителей Великих Имен свысока. Борода его была умащена маслом и заплетена. Золотистые волосы рассыпались по плечам. Под верхним одеянием длиной до колена на нем была белая шелковая туника, расшитая узором из серебряных листьев и серых ветвей. Вокруг пылали жаровни, и в их свете Келлхус казался текучим неземным существом, надмирным пророком, каким он и провозглашал себя. Он обводил комнату лучистым взором, и там, где останавливались его глаза, раздавались радостные восклицания и вздохи. Он дважды посмотрел на Найюра, и тот отвел взгляд, презирая себя.
«Я жалок! Жалок!»
Колдун, этот шут с бабьей душонкой, которого считали мертвым, стоял перед возвышением слева от дунианина. Поверх льняной рясы на нем было алое одеяние до щиколоток. Что ж, хотя бы не разоделся, как любовница работорговца. Но Найюр понял выражение его лица: колдун словно никак не мог поверить, что ему выпал такой жребий. Краем уха Найюр услышал слова Ураньянки, сидевшего на ряд ниже него: этот человек, Друз Ахкеймион, теперь визирь Воина-Пророка, его наставник и защитник.
Кем бы он там ни был, он выглядел слишком упитанным по сравнению с отощавшими благородными айнрити. Возможно, подумал Найюр, дунианин намерен прикрыться телом Ахкеймиона как щитом против Консульта или кишаурим, если те нападут.
Великие Имена снова восседали за столом совета, но теперь у них поубавилось надменности. Прежде они были королями и князьями, предводителями Священного воинства, а сейчас превратились в советников. Они это понимали и по большей части сидели молча и задумчиво. Лишь иногда кто-нибудь наклонялся и шептал что-то на ухо соседу.
За один день привычный мир рухнул, перевернулся с ног на голову. Все увидели чудо – Найюр слишком хорошо понимал это, – но теперь ощущали странную неуверенность. Впервые в жизни они стояли на нехоженой земле, и почти все, за малым исключением, ждали, чтобы дунианин указал им путь. Найюр некогда сам ждал того же от Моэнгхуса.
Когда последний из Малых Имен занял свое место в амфитеатре, гул приглушенных голосов улегся. Казалось, воздух звенит, как натянутые нервы собравшихся. Найюр чувствовал, что для этих людей присутствие Воина-Пророка складывалось из множества неощутимых вещей. Как могут они говорить, не молясь ему? Противоречить, не кощунствуя? Сама мысль о возможности что-то посоветовать ему выглядела тщеславной.
В храме, где на молитвы никто не отвечает, они могли считать себя благочестивыми. Теперь они чувствовали себя подобно сплетникам, вдруг увидевшим перед собой того, о ком болтали. И он может сказать им все, что угодно, швырнуть их драгоценнейшее самомнение в костер своего презрения. Что же им делать, таким набожным и тщеславным? Что им делать теперь, когда священные писания готовы заговорить?
Найюр чуть не расхохотался. Он