Если любишь – отпусти. Таня Винк
Не глупи, это же так просто – встретиться и поговорить. Сделай, прошу тебя, чтобы потом не жалеть.
Война… Не жалеть… Что это он такое говорит? Что за глупости?
– Знаешь что, – Эля насупилась, – пусть он сам придет ко мне и попросит, а не подсылает тебя.
– Я прошу тебя, поговори со мной, – услышала Эля и обернулась.
Его голос… Немного хриплый, чувственный, он проникал в ее сознание, лишая воли. Эля еще не понимала, что это – поймет много позже, а тогда она прижалась спиной к стене дома, и ее мечущаяся гордая девичья душа уже потихоньку покорялась мощному женскому началу, способному со звериной, первобытной жестокостью разрушить все на своем пути. А пока она смотрела на Шурку, по самые глаза замотанному в шарф – на холоде у него мог начаться приступ астмы, – и изнывала. Изнывала от любви. Шура поднял руку и убрал шарф с лица.
– Эля, прости меня, – сказал он сдавленным глухим голосом, – я не могу сказать тебе всего, но поверь, это было совсем не то… Не то, о чем ты подумала.
– А что это было?
– Я не могу сказать.
Эля уставилась на снег, втоптанный в асфальт, будто хотела прочесть на нем спасительные слова, но они сами возникли в ее сердце, и она, кусая губы, несколько раз кивнула.
– Ладно…
Шурка обнял ее, а она продолжала мелко кивать и даже слезу уронила, сама того не желая. Они втроем дошли до ее дома, Левка попрощался и убежал.
– Зайдешь ко мне? – спросила Эля.
– А твои не будут сердиться? – В глазах Шурки был испуг.
– Нет, не будут, они все понимают.
На самом деле ей было все равно, что скажут домашние. Мама и тетя Поля напоили их горячим чаем, а потом Шурка и Эля закрылись в комнате. До позднего вечера они сидели на диване, крепко прижавшись друг к другу, болтая ни о чем, глядя в глаза друг другу, целуясь, то замирая от счастья, то смеясь, и этот вечер зародил в их душах ни на что не похожее ощущение близости и доверия. А Эля все время сдерживала себя, потому что ей не давал покоя запах Шурки, этот запах доводил ее до исступления, ей хотелось сорвать с себя не только одежду, но и кожу. Это ужасно, это некрасиво, внушала себе Эля, что он о ней подумает?
– Я счастлив, что мы снова вместе.
– И я…
– Мы больше никогда не расстанемся. – Он сжимает ее руку в своей.
– Никогда. – Она кладет голову ему на плечо, вся дрожа.
– Знаешь, Элька, ты удивительная девчонка.
– И ты удивительный. – Она закрывает глаза.
– Элька, я обещаю никогда не причинять тебе боль. – Он целует ее в макушку и шепчет: – Я люблю тебя, Элька…
Она подняла голову:
– Я люблю тебя, Шурка…
– Я даже представить себе не могу, сколько хорошего нас ждет впереди. – Шурка откинулся на спинку дивана. – Элька, нас ждет замечательная жизнь. – Он привлек ее к себе и поцеловал в губы…
Тот затянувшийся вечер Эля помнит не по часам, а по минутам, помнит ошеломительную близость, поглотившую ее тело и разум, помнит глаза Шурки, его горячее дыхание, шепот и ощущение безмерного, переполняющего душу счастья, будто она лежит с любимым не на диване, а, взявшись за