Внутри. Евгений Гатальский
только что зажгли. Но в комнате никого нет.
Я смотрю вниз и вижу кожаные ремни. Их чувствуют мои кости, ремни впиваются в мое тело… тело, которое приковано, насколько я могу судить по красным линиям, к другой пентаграмме, нарисованной на стене. Меня собираются принести в жертву сатане, или кому-то просто нравится меня пытать, пытать изощренно, видеть в своей пытке искусство…
Искусствовед?
Я уже не сомневаюсь, что это он. И мозги на коврике цвета Сэндиной накидки тоже его рук дело. Осталось привязать ко всему этому поведение Клэр и незнакомого хипстера – и можно умирать хотя бы с каким-то пониманием смысла своей смерти. Я хочу увидеть лицо искусствоведа, чтобы плюнуть в него. Но в комнате никого нет.
Я вешу на пентаграмме и жду. Вешу и жду. Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем дверь открывается.
В комнату входит женщина в латексе. Она запирает дверь на ключ, подходит ко мне и спрашивает:
– Хочешь есть?
– Чего?
Женщина в латексе бьет кулаком мне в нос. Кровь течет по подбородку. Я хочу его вытереть, но вовремя вспоминаю, что я распят на пентаграмме. Я смотрю на лицо женщины в латексе и только сейчас понимаю, что она в маске. Все ее тело – один сплошной латекс, ни миллиметра кожи, только черные волосы опускаются за спину. В тусклом свете ламп и свеч до меня доходит, что эти волосы могут принадлежать Клэр, но голос женщины в латексе слишком низкий. Высокие и не женственные интонации Клэр я бы узнал среди сотен других высоких и не женственных интонаций.
– Хочешь есть? – вновь спрашивает женщина.
– Нет, – отвечаю я и зажмуриваюсь.
Но женщина в латексе меня не бьет. Она удовлетворенно кивает, затем спрашивает.
– Может, съешь что-нибудь?
Я понимаю, что нахожусь не в том положении, когда на женщину можно смотреть как на полную дуру, поэтому я смотрю в пол и отвечаю, что уже ответил на этот вопрос.
Женщина в латексе опять бьет кулаком, и после того, как сводящая челюсть боль отступает, я отвечаю:
– Да, я хочу есть.
Женщина в латексе бьет каблуком мне в колено – я мысленно благодарю ее, что не в пах.
– Какой ответ вы хотите услышать? – спрашиваю я и сплевываю кровь.
– Правильный, – отвечает женщина и опять бьет по тому же колену.
Я не выдерживаю и вскрикиваю от боли. Женщина в латексе делает пару кругов вокруг пентаграммы на полу, останавливается, берет свечу, ту, что сгорела наполовину, подходит ко мне и говорит:
– Придется начать все сначала. Хочешь есть?
– Нет? – решаю ответить я.
Женщина в латексе удовлетворенно кивает, и я радуюсь, что на мое тело не капает воск по причине вопросительной интонации в ответе.
– Может, съешь что-нибудь?
Кажется, я начинаю понимать, что хочет услышать женщина в латексе. Я должен назвать ей определенный ответ. "Нет" и "да" не подходят, поэтому ответ может быть абсолютно любым. Но возможно, женщине в латексе важна точность ответа, а не его суть? Ведь одним из моих ответов был "да, я хочу есть",