Подфлажник. Олег Михайлович Пустовой
оставались вялыми и тяжёлыми, словно, эта неведомая сила цепко держала его в своих неведомых объятиях. Тело оставалось неподвижным, пока матросы, руководимые вторым помощником, не переместили его в каюту. Боцмана несли и, хотя, он ничего не ощущал, мозг его продолжал работать и мыслить. « Что же это, я хотел жить так же, как и все они, – мыслило живое сознание, находясь в энергетическом поле над больным телом. – Хотелось есть, пить, имея всё, что надо человеку для полноценной жизни». Тело было серьёзно травмировано, а сознание продолжало мыслить о жизни, о той жизни, где всё определяло не бытие, как сказал философ, а наличие денежной массы. От тех злобных бумажек, которые каждый получал адекватно затраченному труду или своему умению добывать это зло, каким-либо, другим способом, даже не гнушаясь и самого криминала – у каждого своя стезя. Можно выучиться и стать опытным руководителем. Можно не учиться и зарабатывать на жизнь физически, чувствуя радость и наслаждение от проделанной работы или горькую боль и нахлынувшую усталость. Можно по-другому, играя в прятки с законом. Но при любом способе зарабатывания этих хрустящих разноцветных или зелёных бумажек, человек отдаёт частичку своей бесценной жизни, желая получать ещё больше благ за свой тяжкий изнурительный труд. «Неужели в этом вся истина человеческого существования? – продолжало анализировать ситуацию сознание. – А, ведь, каждый человек – это отдельный индивидуум и для чего-то родился? Для чего-то жил? Он должен чего-то достичь? Какая цель моей жизни? Для чего родился я? Неужели для того, чтобы, так легко покинуть своё тело? Видеть, как старпом пытается оказать первую помощь, как изменились лица матросов и второго помощника, какие испуганные глаза у прибежавшего капитана?» Сознание продолжало жить и, словно, наблюдало за всеми окружающими живыми глазами боцмана Залесского. Он уже чувствовал, как ему хочется помочь самому себе: вдохнуть поглубже свежий глоток воздуха, сильно надавить три или четыре раза на грудную клетку, чтобы заставить работать сердце и получить свежую порцию кислорода с новой волной пульсирующей крови, настоящей реки жизни и чувствовать, что сердце не остановилось на последнем вздохе. Но, что это? Он всё яснее стал осознавать, что нет у него ни рук, ни той былой силы, которой он обладал, как, в прочем, и нет ничего, чем бы он мог касаться предметов. Он, уже, стал, каким-то, простым и бессильным духом, способным только видеть и понимать, но вмешаться в происходящее он не мог.
Вдруг тупая ноющая боль пронизывающая весь затылок заставила Николая тихо застонать. Он, почти, ничего не видел, но стал чувствовать эту навязчивую неотступную боль. Ему захотелось открыть глаза, но веки показались тяжёлыми и неуправляемыми, словно, слитки застывшего свинца. Николай застонал сильнее, пытаясь открыть веки, и это у него получилось. Вдруг, он отчётливо понял, что раскрыл веки и перед ним, белой пеленой, встала матовая полоска дневного света от люминесцентного светильника собственной каюты.