Счастливый билет. Виктория Вячеславовна Черная
к странно, что все эти отличия начинаешь осознавать именно осенью. Неподалеку от нас шумная компания друзей, собравшихся попрощаться с летом и встретить осень. Мы тоже должны были быть там, но когда я увидел ее здесь, совсем одну, кутающуюся в шаль, я почувствовал, как неуютно мне среди толпы. Я чувствую себя лишним. Наверное, это самое противное чувство – ощущать себя одиноким в толпе людей. Я подошел и сел рядом. Ничего мне не сказав, она подняла на меня глаза, которые совсем недавно искрились от счастья, но сейчас были полны горячей печали и ледяного безразличия, и снова перенесла все свое внимание на закат. Нам больше не о чем разговаривать, все, что могли, мы уже сказали друг другу, и вообще, слова не главное, главное то, что ты чувствуешь, если еще хоть что-то чувствуешь. Мы посидим еще немного, а потом разойдемся. Сегодня я даже не проведу ее до дома, как делал это раньше. Вот так быстро пропадает все привычное, освобождая место для чего-то нового, необъятного, неизученного. Эта тишина несла в себе скорбь по тем общим воспоминаниям, счастливым моментам, которые мы стерли совсем новым ластиком, лежащим теперь в школьном пенале. Единственное, что прерывало немую тишину, это шум морских волн, но и в нем я слышал лишь наш летний смех. Все, что я спросил напоследок, так это:
–Ты видела, как из-за шума киты покидают любимые места?
–Киты?– удивилась она.
Да, быть может, на первый взгляд это глупый вопрос. Когда ноги проваливаются под воду, когда в голове куча других вопрос, но нет смысла их задавать и к тому же человеку, который просил остаться друзьями, не хотел быть просто знакомым, а стал в итоге просто чужим. Я задумался. Да, киты. Мне кажется, что внутри каждого человека живет кит. Он хранит все тайны, мечты, желания. Когда у человека все хорошо, кит диктует ему мелодию души и человек поет. Люди оберегают своего кита, но не задумываются о чужих. Киты плохо видят, поэтому доверяют лишь тому, что они слышат или тому, что подсказывает им сердце. Киты грустят и плачут, погружаясь на большую глубину при высоком давлении на них чужими людьми, но в итоге потоки слез, которые кататься по гладкой мордочке, позволяют видеть им яснее и спустя время защищают глаза от воздействия соли. Киты очень долго отходят после нанесения им раны. Они могут не спать три месяца, не есть восемь, не дышать до двух часов и при этом преодолевать гигантские расстояния до нескольких тысяч километров, заменяя внутреннюю боль на физическую. Киты очень страдают от шума, который производят люди во внешнем мире. Киты долго терпят, верят, что когда-то все наладится, что все будет хорошо, но в итоге, не получив желаемого, наконец сняв разовые очки, они нежно опускают свои грустные глаза авантюринового цвета, любуется последним закатом в этом месте, долго смотрят, как солнце тонет в море, вместе с собой опуская на дно острые осколки их разбитых надежд. И в тот миг, когда море превращается в гигантскую бетономешалку, Киты монотонной смесью вальсируют вокруг своей оси… и все же покидают любимое место.
– Но я никогда не видела, как уплывают киты.
– Они венчаются с болью. Уплывают, заметая следы морской солью.
Новый год
Эту историю про свою маму – Мару Григорьевну, воспитателя по призванию, отличника народного просвещения, которая посвятила работе больше сорока лет своей жизни, отдав всю любовь, теплоту сердца и заботу детям – мне рассказала бабушка.
1942 год. За окном стоял холодный декабрь. В детском саду станицы Кисляковской полным ходом шла подготовка к Новогоднему утреннику.
И вот наступил долгожданный праздник. Радостные дети в ярких костюмах стали водить хоровод вокруг ёлочки, напевая всеми любимую песенку. Как вдруг все неожиданно затихли. В зал вошли немцы. Их было пятеро: четверо молодых, а один постарше и по возрасту, и по званию. Мара не растерялась, пригласила их на детский утренник (она хорошо разговаривала по-немецки), а детям спокойно объяснила, что солдаты просто пришли посмотреть их выступление. Праздник продолжился. Ведущая предложила мальчикам в костюмах зайчиков попрыгать в мешках вокруг елочки, а один мешок дала самому высокому немцу, он же, в свою очередь, не отказался и тоже влез в мешок. А сколько было смеху и радости, когда зайчики прибежали первыми!
Затем по сценарию дети должны были будить медведя. Медведем была Мара Григорьевна. На полу были разбросаны снежки из ваты, дети их поднимали и бросали в Медведя, молодые немцы не отставали от детей и делали тоже самое. Смеялись и ребята, и воспитатели. Настал самый важный момент утренника: появился Дед Мороз. Его изображала худенькая молодая девочка. Непросто ей было справляться с ролью. Чтобы Дед Мороз был статным, в большие валенки молодой воспитательнице положили деревянные бруски – ходить было больно и тяжело, но зато Дед Мороз был как настоящий. Дети рассказывали ему стихи, кто какие знал. Мара очень переживала, чтобы не было стихов про Красную армию, про Родину, но опасения были напрасны. Ребята рассказывали про елочку, про зиму, про снег, а последняя девочка рассказала стихотворение про маму. После ее выступления старший немец вышел из зала. Мара увидела это и заволновалась, но оставить детей не могла. Праздник продолжился. Дед Мороз решил поиграть с детками в игру «заморожу