Век императрицы. Натали Якобсон
не создавая никакого шума. Вдруг он резко остановился, и его радостно загоревшиеся глаза стали напоминать два рубина.
– Я знаю, о каких защитниках ты говоришь! – Анри довольно потер ладони, а Августин нервно поежился. Эти алые глаза на бледном лице могли напугать кого угодно, не говоря уже о неестественной формы ушах и крыльях.
А вот крылья у него далеко не ангельские. Такие прозрачные изогнутые крылья могут быть только у стрекозы. На спине у Анри они выглядели тонкими, крупными и вполне естественными, как неотъемлемая часть всей его тощей фигуры.
– С его покровителем я разберусь сам, – внезапно заявил Анри.
– Разберешься? – Августин подозрительно сощурился. Его не оставляло дурное предчувствие, что тот красивый золотоволосый господин сможет стереть Анри в порошок. – Интересно, как ты это сделаешь?
– Я извинюсь перед ним за наше неподобающее поведение, – в ухмылке Анри промелькнуло такое лукавство, что сразу становилось понятно: извиняться ни перед кем он не собирается, скорее, наоборот, хочет набиться на ссору.
– Нападай на художника смелее. Я сделаю так, что никто не встанет у нас на пути, – предложил Анри.
– Нет, его я не трону, – уверенно заявил Августин. – И ты не смей подходить к нему.
Под пальцами как будто вновь зашуршала скомканная бумага. Августин не мог прогнать из памяти навязчивые образы. Змей, девушка в короне, мягкие перья черных крыл. Августин зажмурился на миг, как от боли. Ему было и радостно и страшно все это вспоминать.
– Тебя не переубедишь, – Анри устало плюхнулся на мягкую тумбочку. Вроде бы должен был раздаться громкий звук прогнувшихся пружин, но осталась не нарушенной тишина. Неужели Анри совсем ничего не весит. Даже упавшая пушинка создала бы больше шума. Значит ли это, что тайный доносчик, действительно, бестелесен?
– Не займи ты столь высокое положение, и я бы счел нужным сказать, что разговариваю с человеком, который глуп, как осел, – Анри довольно оскалился, поудобнее устроился на тумбе и поджал под себя ноги. Если бы не крылышки, распростершиеся за спиной, то он напоминал бы худого, хрупкого, испорченного ребенка.
– У тебя слишком длинный язык, – Августин бросил на гостя такой уничтожающий взгляд, который заставил бы стушеваться любого наглеца.
– Ну, ладно, ладно, – Анри недовольно поежился. – Я слишком много болтаю. А ты считаешь, что болтливость это недостаток, поэтому в следующий раз, когда нужно будет искать виновных, ты обойдешься без моих советов.
– Я-то обойдусь, но ты сам не сможешь воздержаться от следующего визита. Тебе покоя нет в те дни, когда по твоему доносу хоть кого-то не отволокли на плаху.
Анри что-то пробурчал себе под нос, по интонации можно было предположить, что ругательство. Точно Августин понять не смог. Он еще не научился разбирать тот странный, древний язык, на котором переговаривались между собой его тайные друзья.
Августин