Львы и ангелы. Натали Якобсон
за жизнь. Не мог же он быть во всем исключением.
– Что сейчас с этим юношей?
– Ничего, – Нерон лениво тронул струны лиры. – Он потерял сознание, ударившись головой. Пока он погостит у нас. Посмотрим, что он нам расскажет, когда очнется.
– Тебя все еще интересуют занятные рассказы? О воскрешение мертвых, например?
Нерон молчал. Значит, память о погибшей вольноотпущеннице начала постепенно вытесняться из его сердца. Настало время для нового увлечения и новых открытий.
– В Египте я приносила в жертву земле птиц, потому что… – она нахмурилась, не в силах это произнести. – Какое право они имели летать, когда моему легиону отрезали крылья.
– Понимаю, – он снова тронул лиру. Звук получился напевным.
– Ты заботишься о своем народе, я о своем, но мой народ сильнее, выживет лишь он.
Это значило, что людей не останется. Что он скажет?
– Я ни в чем и никогда не возражал тебе.
Такой беспечный ответ! Никогда! Они вместе совсем недолго, а казалось, что они были вдвоем всегда. Акте привыкла к нему. Такого раньше никогда не случалось. Ни с одним из тех правителей, при которых она существовала.
Она помнила, как пришла к нему ночью. У нее было другое имя, но она видела его тоску, память о потерянном объекте первого увлечения поразила ее настолько, что она великодушно разрешила:
– Ты можешь называть меня Акте.
Теперь это имя стало ее именем. Имена для нее были, как маски. Сколько было эпох столько и имен. Но менялись лишь эпохи и имена, сама она оставалась прежней, еще более незыблемая, чем статуи, которые вместе с ней очутились во дворце. Можно было сказать, что они поселились здесь. Неопытный взгляд мог не заметить, что это не они стали украшением дворца, а сам дворец сделался местом их обитания.
Нерон был первым, кому она честно рассказала про свой легион восставших ангелов, про падение и новую власть уже на земле, про дремлющую где-то в аду темную половину. Он старательно опускал взгляд, когда слушал ее, наверное, собирался положить все это на стихи.
– Ты император Рима, но у тебя нет столько власти, сколько у меня, хотя ты сумел ограничить сенат. Правишь ты, а они копят свое недовольство. Мне это по душе. Я люблю распри. Особенно кровавые. Люблю делать людей своими игрушками. Ты должен был бы бояться меня, как твои предшественники, но я не чувствую твоего страха.
Это тоже было удивительно. Обычно столкнувшись с холодом небес в ее лице, люди становились отчасти запуганными, отчасти впечатленными ее силой. Но не он. Он воспринял ее приход, как должное.
Нерон, как будто ни секунды не сомневался в том, что однажды такое создание, как она явится именно к нему. От его лиры исходили певучие звуки, когда он прикасался к струнам. Все рабы давно удалились, оставив лепестки роз плавать в кристально-чистой воде, охранники перед дверьми спали. Львы только делали вид, что спят.
Акте свободно расправила крылья и обернулась к Нерону.
– Кто-то ходит по дворцу и заглядывает в лица моим скульптурам, – она это ощущала всеми порами кожи. – Он что-то