Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники. Ольга Лодыженская
повела меня по длинному коридору первого этажа. Мы прошли мимо громадной столовой, миновали лестницу и вошли в небольшую комнату, где на скамейках девочки переодевались в казенную форму. В углу стоял стол, за которым неизменно присутствовала классная дама. Нянька подала мне ворох одежды и сказала:
– Запомните, ваш номер будет 17.
Первое, что меня поразило, – это рубашка. Она была из грубого полотна и очень длинная. Шелкового белья тогда я еще не видела, трикотажа тоже не было еще, во всяком случае, в широкое пользование ни то ни другое еще не вошло. Белье шилось тогда из мадаполама, побогаче – из батиста. Из такого же грубого полотна мне подали и остальные принадлежности. Затем дали белую кофточку, синюю юбку, белый фартук и красный кожаный ремень. Юбка просто изумила меня, она была такая тяжелая, что, мне кажется, больше трех юбок я бы поднять не смогла. Материал этот назывался «камлот», и, кроме института, я нигде и никогда больше такого материала не видела.
– Тут нет чулок, – робко сказала я.
– А вот они.
Таких чулок я тоже никогда не встречала, ни до ни после института. Они были связаны из суровых желтоватых ниток. Ботинки еще ничего, я видела такие у няни, назывались они «полусапожки». Сзади и спереди ушки, за них очень удобно тянуть, когда обуваешься, а по бокам вшита резинка, она тоже помогает, как бы растягивает ботинок. По крайней мере, хорошо, что нет ни пуговиц, ни шнурков.
Я оделась с грехом пополам. На спинке кофточки была пришита пуговица, на нее надо было пристегивать эту тяжеленную страшилище-юбку, и она тянула тебя назад. «Вот они, Манины власяницы», – мелькнуло у меня в голове.
– Ну, готовы? – торопила нянька.
Я заметила, что девочки называют ее «нянечка». А в дверь вошла другая нянечка, собрала мое белье и платье и унесла. «Наверно, к маме», – с грустью подумала я. И нас повели в баню. Еще немного по коридору и вниз в подвал. По дороге нянечка обратилась ко мне:
– Чтой-то вы чулки-то не пристегнули, они вон на ботинки спустились. У нас резинки полагаются свои.
– А я не знала, – растерялась я и невольно рванулась назад, туда, где еще должна была находиться мама.
– Куда вы, туда нельзя, идите в баню, а пока вы моетесь, я схожу за вашими резинками.
В бане стоял пар. Ко мне подошла еще третья нянечка и, погладив меня по стриженой голове, сказала:
– Давайте я вас вымою, вас легко мыть.
Я забыла сказать, что мама накануне сходила со мной в парикмахерскую и решила остричь меня наголо. «Тебе легче будет без волос, ведь в институте надо самой причесываться, а ты не умеешь». И на это я никак не реагировала. Процедура мытья кончилась быстро, зато в предбаннике я долго бегала в накинутой на плечи простыне и не могла найти свое белье. Все кучки были совершенно одинаковые.
– Вот оно, твое белье, все развалено, не потрудилась сложить. Седьмой класс, 17-й номер – твое? – Это говорила пожилая женщина в синем платье.
– Мое, мое, – обрадовалась я.
Она подошла и стала тереть мне спину, приговаривая:
– И откуда их только,