Уральская пленница. Ирина Николаевна Мальцева
появляется чужое – злое, бородатое. Воспаленные веки прикрывают красноту глаз, зрачки расширены, в самой глубине мелькает страх. Чего он боится? Может, с ней что-то не так?
Женщина пытается пошевелиться, но ей удается лишь повернуть голову. Это явно не пляж, не берег моря…Все вокруг темное, мрачное. Как в подземелье. Где она?
– Оля, Оля, – губы мужчины в отросшей щетине шевелятся, – очнись.
Откуда-то появляется кружка, мужчина приподнимает ей голову, подносит кружку к губам. В кружке теплый чай. Сладкий. С каким-то знакомым запахом. Мята? Нет, липа. В детстве бабушка её поила липовым цветом при кашле. А еще добавляла мед. Бабушка, бабушка…
После чаю в голове стало проясняться. Видения морского берега растворились, на смену им поползли жуткие воспоминания вчерашнего происшествия. Геля, Семен, щенки, выстрелы, ледяная купель. Какой ужас! А почему она лежит? Ночь? Тогда зачем Семен поит её как маленькую? И почему так трудно дышать?
Снова появился Семен. В руках шприц. Расстегивает спальник, поворачивает её на бок и всаживает иглу в бедро. Ольге больно, будто кожу стеклышком режут.
Антибиотик, понимает она, значит, простуда. Он её лечит.
– Семен, – шепчет она, поворачивая к нему голову, – дай пить.
Снова в поле зрения появляется кружка. Она жадно пьет, чувствуя, как теплая струйка течет по подбородку. Теперь язык хорошо проворачивается во рту, и горло уже не так саднит.
Она пытается приподняться, но толстый спальник не дает такой возможности.
– Помоги.
Мужчина подхватывает её и прямо в спальнике, как в коконе, усаживает так, чтобы она спиной опиралась о стену. Теперь ей видна изба, в печке весело горят полешки, сверху исходит паром чайник, на столе укутанная в полотенце кастрюля. Семен наливает из неё бульон в кружку.
– Сможешь удержать? – спрашивает он её.
– Угу.
– Тогда пей бульон, тебе силы нужны. Совсем в скелет превратилась.
Если бы у неё были силы, она бы усмехнулась: ей до скелета, как до луны. Но тут она видит свою руку. Свою? Вот эта тонкая, полупрозрачная, еле удерживающая кружку веточка её рука? Когда же она успела так исхудать?
– Сколько я так?
– Сегодня восьмой день. Думал, не выхожу тебя, – Семен тяжело вздыхает. – Убить тебя мало.
– За что?
– За твои выкрутасы, вот за что! Ты чего тут раскомандовалась? Здесь я главный, и собака – моя собственность! И я устанавливаю правила общежития!
– Ну и устанавливай, кто мешает. Только я причем здесь?
– Вот это я понимаю – женская логика! Вначале лезет под пулю, потом сигает в реку, потом валяется полумертвая, а я, вместо охоты, должен с ней нянчиться! С ложечки поить, уколы делать, ночью каждую минуту вскакивать и слушать, дышишь или уже окочурилась. И ты считаешь, что ни при чем?!
Он почти кричал, и каждое его слово молотком било в висок, вызывая новый приступ боли. Ответить на его обвинения она не могла, поэтому просто закрыла глаза и постаралась отключиться. Как хорошо было там,