Три креста. Григорий Александрович Шепелев
её лицо. Раскрыв какую-то папку, тощий хирург с седыми усищами – это был Александр Петрович, громко прочёл:
– Больная Капустина Вера Игоревна, тридцать четыре года, разрывы стенки прямой кишки в результате травмы. Прооперирована в ночь с пятницы на субботу.
– На четвереньки встань, – произнесла Прялкина, обращаясь, естественно, к Кочерыжке. Та это сделала, снова оголив зад. Доктора по очереди в него заглянули, после чего заведующий спросил:
– Что с температурой?
– Вчера была тридцать семь и шесть, – сказал Александр Петрович, снова заглянув в карту, – сегодня вам её мерили, Вера Игоревна?
– Нет, – ответила Кочерыжка, опять ложась на живот, – я крепко спала всё утро.
– И очень хорошо делали, – похвалил заведующий, – А как, вообще, ваше самочувствие?
Кочерыжка сказала, что ничего, жить можно. Разрешив ей сегодня уже поужинать, Гамаюнов подкорректировал дозу пенициллина, которую назначала Прялкина, и проследовал вместе со своей свитой в женское отделение, на пороге которого Кочерыжка расположилась. Та поспешила надеть трусы, ибо пациенты мужского пола, уже осмотренные, шли к лифту курить, с интересом глядя на её голые ягодицы. Её саму курить не сильно тянуло, хотя она пристрастилась к этому делу со школьных лет. Буфетчица принесла ей кофе и рафинад. Очкастая медсестра пришла перевязывать, с грохотом волоча за собой тележку с бинтами, салфетками, инструментами и растворами. Кочерыжка вновь приняла соответствующую позу. Ловко накладывая повязку, очкастая неожиданно поинтересовалась:
– Ты совсем ничего не помнишь о том, что происходило с тобой в подвале?
– Нет, – с досадой ответила Кочерыжка, не выпуская сжатый зубами палец, – А почему ты спрашиваешь?
– Прялкина говорит, что ты под наркозом всё загонялась на тему ада. Ну, что ты, дескать, была в аду.
Кочерыжка вся преисполнилась изумлением.
– Что за бред? Она ничего не путает?
– Прялкина ничего никогда не путает. У неё такая особенность.
– Интересно! Что это со мной было?
Забыв про боль, Кочерыжка взяла айфон и включила запись, которая начиналась криком: «Не смей совать мне ворованное! Не смей!» и громким шлепком пощёчины. Сложная перевязка продолжалась до той секунды, когда раздался грохот летящей гири, после чего и гиря, и мусор, и Кочерыжка низринулись по трубе в подвал. Но грозная медсестра, окончив свою работу, не удалилась. Она желала знать продолжение. Любопытство было её единственной слабостью.
Продолжение оказалось не очень долгим – аккумулятор айфона сел уже через три минуты после падения. Вслед за этим падением наступила странная тишина. Она походила на тишину больничного коридора перед обходом – тишину, сотканную из нервозного ожидания ста больных вердикта врача высшей категории, кандидата наук Виктора Васильевича Гамаюнова. Но подвальная тишина – точнее, лишь малая её часть, которую мог выплеснуть айфон, была несравнимо более страшной. От