Нечеловеческий взгляд. Елена Евгеньевна Алябьева
так что Екатерина Дмитриевна даже не успела испугаться. Когда же она почувствовала свободу движения головой и всем телом, то и вовсе забыла о неподобающем использовании ее плеча в качестве трамплина для прыжка. Освобожденная дама поправила прическу, нежно провела ладонью по голове Тимофея, который тут же весь изогнулся, чтобы максимально увеличить площадь поглаживания. Слова похвалы начались с уже знакомого «Ах, ты», но продолжились приятным «мой хороший». И все это было произнесено хоть и не благообразным мурлыканием, но покладистым и благодарным тоном, соответствующим положению спасенного.
Тимофей, довольный и веселый, отправился в свой уголок почивать перед обедом. Ибо каким-то особым внутренним нюхом он почуял, что через короткое время обязательно последует трапеза, и непременно в ней будет присутствовать одно из его любимых блюд. Однако природная бдительность его не дремала (ни до, ни после, ни во время сна). Поэтому, когда Екатерина Дмитриевна потянулась за туфлей и попыталась ее извлечь из стены, Тимофей произнес негромкий, но твердый протест, на что внучка фрейлины пожала плечами и, жалостливо взглянув на туфельку, сказала: «Не оставлять же ее висеть так… Можно, конечно, рамку вокруг повесить. Будет хотя бы на картину похоже. Но это какой-то глупый модерн получится. А я его, как тебе давно известно, не люблю». Внучка фрейлины впервые сказала Тимофею «ты». Вероятно, это было особым знаком признательности и расположения. И, действительно, с тех пор двое в квартире жили особенно весело и дружно.
Привыкнув, что Тимофей все время ходит сквозь стены, Екатерина Дмитриевна не сразу, но постепенно тоже перестала пользоваться дверьми и почти никогда не застревала.
Волшебство, которое не видят
Никлуш вернулся домой недовольный и усталый, даже измученный. Перелет был недолгим, но с некоторых пор любое передвижение стало его утомлять. Причина тому была одна и, кроме того, слишком очевидна. Уже давно он догадывался, что когда-нибудь это должно произойти, но все же теперь совершенно не был готов к жизни в новых условиях и мечтал о прежних временах и порядках. Случилось то, что любая его вылазка из лесопарка в город стала бессмысленной. Его появление никто и нигде не замечал. Его существование никого не интересовало и не вызывало даже любопытства, не то что удивления или страха. Мир изменился. Никлуш понимал, что это надолго, очень надолго. Также он знал, что ему теперь небезопасно покидать родное болотце, знакомое до последней веточки и уже наполовину иссохшее.
Никлуш сидел на мягкой траве под старым высоким дубом и смотрел на небо. Мутноватые темно-серые тучи показывались сквозь густую крону и напоминали цвет небольшой лесной речки, где он родился. Речка та и вся заводь рядом давно пересохли из-за плотины, возведенной много лет назад. Остались, правда, в округе кое-какие озера. Но там либо очень шумно из-за машин, либо много рыбы и людей, которые приходят ее ловить и мутят воду. Ах, какое это было волшебное место! Прохладно,