Экология чувств. Или этюды о воспитании. Т. А. Казимирская
сразу появилось, а улыбок: одни нахальные, другие недоумевающие, третьи весело-озорные. Одна девочка громко отпарировала: «С нами нельзя об этом говорить! (это была не та девочка, та девочка сидела все занятие низко опустив голову, и только в конце занятия подняла, улыбалась и громко кричала вместе со всеми: уа-уа, изображая крик младенцев). В течение всего занятия я к этой девочке не обращалась. Мне постоянно казалось, что она от меня ждет наказания. Она видела меня в приемной, знала, что я слышала утренний разговор. По ее позе можно было прочитать, что она от меня ждала подвоха.
Но вернусь к занятию. Снова спрашиваю, но, а вы сами знаете откуда вы появились. И снова ехидненькие ответы: «из капусты, бабушка у цыганки купила, и в хлеве овечка нашла и хи-хи.»
– Ребята, я же с вами серьезно говорю. Мне жаль, если вы не знаете. Я сделала расстроенное лицо. И они хором сказали: «Да в больнице нас родили».
– А почему тогда вы мне говорили всякую чепуху?
– Нам говорили, что мы еще маленькие, это глупости. Об этом с нами говорить нельзя.
Один мальчик (у него папа гинеколог) сказал: «Я же им рассказывал, как рожают детей.»
И говорит мне вымученным-страдальческим голосом: «Вы бы знали, как это больно!» Этот мальчик однажды «дежурил» с папой и присутствовал на родах.
– Ребята, Дима вам рассказывал, а дома вы говорили со своими родителями об этом?
Многие сказали – нет. На вопрос «Почему?» «Ругаться будут!» Даже были такие ответы – набьют. Многие дети больше общаются с бабушками и дедушками. Разговаривали. Ответы разные: подрастете – узнаете.
– Ребята, а вы не обижаетесь на родителей, что они вам так говорят?
– Нет!
После этого «нет» мне стало страшно. И я вспомнила новеллу Стефана Цвейга «Гувернантка».
«Девочки были оскорблены ложью своих родителей. Из веселого уюта детства, они как бы попали в бездну, теряя веру в родителей, любовь к ним, утрачивая доверие к людям, пугаясь жизни, подобно темному лесу, через который им предстояло пройти».
Мы с детства приучаем ребенка к унижению, не замечая этого. А оборачивается это тем, что при живых родителях – дети воспитываются в домах ребенка и детских домах. Стариков сдают в дома престарелых и инвалидов.
У меня шла серия занятий, на которых дети рисовали портреты своих пап и мам.
Но прежде, чем рисовать портреты своих близких, мы с детьми рисовали человека – вообще, т.е. взрослого. В рисунках детей разных дошкольных учреждений повторялась закономерность – рисунки были безликие, невыразительные, хотя я просила обратить внимание на одежду прохожих, их лица. Этому я не была удивлена. Я предполагала этот результат т.к. дети через себя, через свои эмоции, чувства не пропускали встречных. Они и должны быть для них безликими. Но дело в другом – дети не помнят лиц своих родителей. На занятиях, когда мы рисовали портреты пап и мам мне постоянно приходилось напоминать: «Вспомните, дети, какие губы у вашего папы – тонкие, пухлые и т.д., брови. А уши? –