Сандаловая палочка. Обгони саму смерть. Соня Гельд
карман своей куртки.
Сомнений больше не было. На меня поставили, и я принесла этому гаду пару пачек зеленых. Когда он взял деньги и подошел ко мне со словами «ничего личного», я плюнула в его морду. Так из моей жизни ушел Марк.
Ясно, что дело на этом не кончилось. Вскоре приехали остальные. А еще через пару минут, кто-то, возможно, мог слышать пять тихих щелчков. Удушающий запах пороха быстро заполнил ангар, и вот я стою одна, а слева и справа от меня лежат пятеро мужчин, те самые, что совсем недавно так нескромно пялились на меня. Они уже мертвы, но сердце еще продолжает по инерции качать кровь, и я вижу, как тоненькой алой струйкой на холодный бетонный пол вытекает их жизнь, а в ушах лишь шорох падения и стук собственного напуганного сердца. Меня парализовала эта жестокость. Я не билась в истерике, мне просто стало очень холодно, будто вернулись январские морозы. Я как сквозь сон помню, как мне вручили новый телефон, объяснили, что и когда и как я теперь буду жить, если, конечно, хочу жить – иначе… И тут последовал выразительный кивок в ту сторону, где еще недавно стояли живые люди.
Меня постоянно пугали смертью, чтобы была послушной, чтобы молчала, чтобы хорошо выполняла свою часть работы, если это можно так назвать. И я делала ее хорошо. Во всяком случае, меня пока еще никто не убил, а это уже позитивный момент.
Прозрение
Ковыляя домой после той доставки до военного госпиталя, я поняла, что дошла до «точки возврата»15. Тогда я осознала, что еще один шаг в неверном направлении, и шанса вернуться к своей жизни или даже хотя бы смотреть на себя в зеркало без отвращения к самой себе у меня не будет.
Было два варианта. Первый – бежать. Денег бы мне хватило, чтобы затеряться где-нибудь в Бразилии, или в окрестностях Мачу-Пикчу, или еще где на берегах могучей Урубамбы. За каждую доставку на протяжении двух лет мне платили. Сначала я отказывалась от этих денег, но мне быстро дали понять, что выбора у меня нет – либо я работаю и получаю за это деньги, либо меня закопают где-нибудь в лесопарке в Одинцовском районе.
Деньги я брала, но тратить не тратила. Я всегда их стыдилась, да и до сих пор стыжусь. Я плохо представляю, как например, пошла бы в магазин покупать на них колготки или шампунь. Так что деньги просто лежали на моем счету совершенно нетронутыми. Более того, сам банк начислял мне какие-то проценты, которые я тоже складывала на тот же счет. Таким образом, средства на то, чтобы убежать, у меня были.
Но, как я и сказала, был еще и второй вариант – дать сдачи. Думаю, несложно догадаться, что выбрала я второе. Отчасти потому, что в детском доме я очень хорошо усвоила, что за себя могу постоять только я сама. А может, потому, что с детства верила в то, что обидчика нужно наказывать, чтобы больше неповадно было обижать тех, кто не может защитить себя сам. Пока я возила безликие конверты в моторюкзаке, ситуация такой критической мне не казалась, но эта последняя
Точка возврата в теории катастроф и теории управления – максимальное временное или дистанционное удаление объекта от места отправления для гарантированной возможности вернуться.