.
Странно… Ну и кто эта дура?
– Ты, – помолчав, фыркает он. – Ну, и еще одна… – сглатывает. – Но говорить о ней я не хочу.
«Да плевать мне на эту женщину, кем бы она ни была!»
– А меня ты теперь тоже никогда не простишь? – пытаюсь перевести все в штуку и сжать его руку, но он убирает ладонь.
– Здесь прощать нечего, – спокойно, даже равнодушно произносит Арсен и включает освободившейся кистью поворотник. Посмотрев по зеркалам, заводит машину в разворот под мостом и пристраивается в хвост стаду джипов, ожидающих зеленый сигнал светофора. – Ты, Саш, сделала так, как посчитала нужным. Я сделал то, что посчитал верным. Сегодня ты просто ночуешь у меня, вот и все.
«Он не будет со мной спать, – внезапно со всей ясностью понимаю я. – Он вообще теперь и пальцем до меня не дотронется. И везет он меня к себе не за тем, чтобы провести со мной ночь, а потому что действительно не мог бросить меня там, в „Бакулевском“ на растерзание охранникам, темноте, страхам и моему одиночеству».
Светофор выпускает зеленую стрелку, и «Паджеро» ныряет в узкий раструб улицы, освещенной желтыми витринами магазинов, а мое нервное возбуждение сменяется опустошением от пролитых слез и, наконец, полной апатией. Впрочем, это, как ни странно, и проясняет мою голову. И, кажется, сейчас самое время окончательно разобраться с вопросом, почему же я всегда говорила «нет» Сечину?
Это сложно. Всё было сложно. Мой вечный страх за «зайца», проблемы с Игорем, разрыв с мамой, неприятности на работе, постоянная борьба с обстоятельствами, когда все против тебя. Изматывающие попытки вопреки всему подняться, встать и идти. Нескончаемая битва с самой собой, когда ты говоришь себе, что ты сильная и не имеешь права расклеиться, сдаться или сломаться, но у тебя опускаются руки, потому что тебе, как любому нормальному человеку, нужна поддержка или хотя бы элементарное человеческое участие. И в довершении ко всему так некстати вспыхнувшие чувства к мужчине, которого ты, по идее, должна за версту обходить стороной, но вместо этого испытываешь к нему какую-то нереальную, сумасшедшую тягу.
Но если мне – как там пела Земфира? – хотелось «сладких апельсинов, вслух рассказов длинных и солнца вместо лампы», то Сечину это было просто не надо. «Болезнь нашего века – это сначала переспать с человеком, а потом кинуться его узнавать», – грустно думаю я, глядя, как Арсен, пропустив пару – мальчика и девушку, идущих по пешеходному переходу – устремляется к высокому жилому зданию, мачтой возвышающемуся над соседними пятнадцатиэтажками. Так было у меня с моим первым, вторым. Так было и с Игорем. И только с этим мужчиной, который сидит сейчас рядом со мной и даже не подозревает, какие мысли блуждают в моей голове, я хотела, чтобы все было по-человечески. Узнать его, стать к нему ближе, постепенно открываясь, тянуться к нему, чтобы однажды, взявшись за руки, заглянуть друг другу в глаза, и вдруг оказаться влюбленными друг в друга. И только