Неглинная. Прогулки по старой Москве. Алексей Митрофанов
что к выходу из школы М. Н. прочла все, что стоило прочесть в современной литературе нашей. К счастью, в дело чтения не мешались ни начальница, ни инспектор школы и не считали наших лучших поэтов зловредной пищей для молодых умов».
Конечно же, Ермолова самым активным образом участвовала в школьных постановках и, соответственно, была одной из главных жертв «преобразователя» Неклюдова.
* * *
Адресная книга «Вся Москва» за 1908 год об этом учреждении писала: «Императорское московское театральное училище, угол Софийки и Неглинного проезда, имеет два отделения, балетное и драматическое. В балетное отделение принимаются дети русских подданных христианского исповедания от 9 до 11 лет. Обучение для приходящих бесплатное. На драматическое отделение принимаются русские подданные всех сословий христианского вероисповедания не моложе 17 лет и имеющих свидетельство об окончании не ниже 5 класса среднего учебного заведения или выдержавших испытание на экзаменах при училище. Плата на драматическом отделении 100 рублей в год. Окончившим драматическое отделение присваивается звание неклассного художника».
В наши дни такие правила могут кое-кого и покоробить – еще бы, мягко говоря, не слишком либеральные ограничения по вероисповеданию. Но в царской России подобное было делом привычным, а то, что на плановое драматическое отделение принимаются абитуриенты из любых сословий, делало «Щепку» учреждением достаточном передовым.
* * *
В Первую мировую войну здесь был оборудован военный госпиталь. «Обзор лазарета Императорских театров для больных и раненых воинов» об этом писал: «Оригинальную картину представляла из себя, вчерне, внутренность ремонтируемого здания, походившего на улей, где, как трудолюбивые пчелы, с раннего утра до позднего вечера работали над окраской кроватей, столов, скамеек, дверей и окон не только артисты и артистки Императорских театров, но и ученики Императорского Московского театрального училища. Можно было видеть рядом с оперным певцом, преобразившимся в рабочего, окрашивающего двери, одну из звезд московского балета, стоящую на подоконнике и промывающую стекла окна, а дальше в запачканных краской передниках кордебалетные танцовщицы усердно красили эмалевой белой краской железные кровати, на которых они так еще недавно сами спали, будучи в интернате Училища.
Тут же артисты балета покрывали краской стены палат, а в свободные от занятий часы с разрешения начальства прибегали им помогать маленькие ученики балетной школы, сияя радостью, что и они могут послужить общему делу».
Впрочем, эта эйфория завершилась очень быстро. Раненых поступало все больше и больше, новости с театра военных действий приходили неутешительные, сильно мешал жить сухой закон. Дело шло к семнадцатому году.
* * *
Атмосфера в училище была вполне домашняя – что чувствовалось с первых же