Кружевные закаты. Светлана Нина
и раскрепощающаяся только в творчестве женщина, до сих пор надеющаяся, что мать, после безобразной сцены с неповиновением выбросившая ее на улицу с несколькими рублями и давшая единственный верный за всю жизнь совет – ехать к дяде в Петербург, одумается и простит, дав, по крайней мере, возможность ощущать, что Марианна хоть кому-то нужна. Конечно, дело было в новоявленном отчиме, но это так отвратительно, что Марианна поежилась, вновь вспоминая те времена. Разве не должна мать была стать на сторону ребенка? Да, Марианна решительно не верит в счастливые союзы.
Путь к Олимпу сценического мастерства был долгим, но не слишком тернистым. Ведениной повезло – дядюшка оказался человеком прогрессивным, хоть и несдержанным на язык, и многому научил ее, познакомил с нужными людьми, которых знал благодаря пристрастию к азартным играм. Ей не пришлось завязывать слишком близкие отношения с влиятельными особами.
Крисницкий прервал летящие растворяющиеся в тумане действительности воспоминания. Со смелостью знатока он пересек гримерную и впился ей в руку сухими губами.
– Мишель, – начала было Марианна, поскольку хотела выплеснуть все, что копилось на душе, но решила выждать и с благодарностью позволить ему с нежной силой обнять себя.
– Я скучал, – голос Крисницкого звучал глухо из-за близкого соседства с ее хаотично заколотыми волосами.
– И я, – протянула она, чувствуя, как тени невзгод отступают.
Что все ее волнения по сравнению с редкой удачей любить?
Вот почему она позволяла ему приходить и каждый раз, если поначалу и не хотела, оказывалась плененной искренней теплотой его глаз. Марианна про себя называла это «свечением». Да, это была связь, не любовь, а именно связь, но она ничего не могла сотворить с собой. Сродни наваждению, безумию, пусть и не роковому, но все же, это чувство раскрашивало жизнь.
– Маша, я женюсь, – вымолвил он, подняв на нее свои удивительно холодные и в то же время страдающие глаза, безмолвно, но настойчиво взывающие к прощению и благоразумию.
Он долго ждал, прежде чем признаться. Ни словом не заикнулся, пока все существовало на стадии подготовки. Но теперь тянуть нельзя. Не должна Марианна узнать все от чужих, это будет удар для нее. Да что он, все равно будет больно. Нет, не стоит думать об этом, к чему понапрасну расстраивать себя и портить жизнь другим?
Марианна задышала совсем неслышно, не ответила, лишь отвела глаза и безуспешно попыталась встать на ноги. Он держал ее, напряженно вглядываясь в смену чувств на ее лице. Но никаких особенных изменений он не прочитал, что повергло его в благодарность.
– И… – голос ее зазвучал хрипло, – что ты хочешь от меня? Ты свободен, всегда был свободен, как хотел.
Казалось, сердце вот-вот неуверенными толчками пробьет оболочку ребер, но Марианна, несмотря на неизвестно откуда пришедшее волнение (она ведь всегда знала, что этот день наступит, пусть и в немой мечте алкала иного), говорила на удивление