Иногда полезно иметь плохую память. Анна Малышева
опять? – испугался Женя.
– Ты о чем? – машинально спросила она и вдруг вспомнила. «Да, вдобавок ко всему еще и этот обморок. Второй обморок за два вечера. Это начинает превращаться в привычку, – хмуро подумала она. – Что же это такое? Ничего подобного с ней раньше не случалось. Так может быть у беременных… Но это совершенно исключено. Идти к врачу? А к какому?»
– Юля, прости, что я тебе об этом напоминаю. – Женя заботливо склонился к ней. – Тебе обязательно надо показаться врачу. Только хорошему, частному, моя мать найдет. Не надо по поликлиникам мотаться.
– Да ты меня прямо в оборот берешь, – изумленно сказала Юлька. – Ни к какому врачу я не собираюсь. Это просто жара несусветная доняла.
– Ну ладно. А если что, ты только дай знать.
Явно гордый тем, что может что-то для нее сделать, Женя откинулся на спинку стула. Юлька задумалась, глядя на него. «Так… Судя по нашим словам, мы пока не собираемся бросать бедную, глупую, ужасно рыжую девочку… Чем я его присушила, в конце концов? Уже и к врачу, уже и то и се… Вцепился, прямо вцепился… Тошно, вот что необычно! – поймала она наконец ускользавшее от нее ощущение. – Вот почему мне как-то не по себе».
– Может, закажем что-нибудь еще? – Голос Жени вывел ее из задумчивости.
– Нет, больше ничего не хочу. И знаешь, здесь, конечно, классно, но давай все же выйдем на воздух. Может, мне и плохо стало от здешней духоты.
На улице Юльке действительно стало намного легче. Она остановилась, вдыхая воздух полной грудью. Летний легкий, едва ощутимый ветерок раздувал складки шелковой юбки, и ее ноги снизу доверху – от лодыжек до бедер – были обласканы ветром и шелком. И словно таким же шелком кто-то коснулся ее настроения. Ей вдруг захотелось смеяться, шалить, как девчонке, скакать, как молодому веселому щенку.
– Как чудесно! – воскликнула она. – Теперь все замечательно!
– Правда, зря мы там сидели. – Он обрадовался перемене в ее настроении. – Не хочется сейчас садиться в машину. Давай пройдемся?
– Давай, – блаженно кивнула она. «Он мне нравится, он мне очень нравится, – думала она, отходя душой. – Сама нагнала этот дурацкий холод в отношениях и сама испортила нам вечер. Заранее внушила себе, что мне неуютно рядом с ним, а потом удивлялась, почему это так. Да, он немножко крутой, но не самый же он суперкрутой парень в Москве!»
Они шли по Страстному бульвару, голым плечом Юлька ощущала прохладную зернистую ткань его летнего пиджака, слышала легкий запах одеколона, слушала его низкий голос, смотрела в его серые глаза, которые здесь, в тени высоких деревьев, казались совсем темными. Вокруг бульвара шуршали машины, шумела вечерняя летняя Москва, и ей было так уютно и спокойно, как будто она прогуливалась не по улице, а была окружена родными стенами своей комнаты.
Боковая аллейка оказалась пустынной. Слева ее замыкала стена кустарника, наполовину подстриженного и брошенного так до завтрашнего дня. Справа – за оградкой – неслись машины. Женя остановился и повернулся к ней.