Эффект преломления. Диана Удовиченко
Только бы добраться до комнаты! Топот все приближался, теперь девочка слышала даже сиплое дыхание Иштвана.
Вот и комната. Эржебета влетела внутрь, всем телом навалилась на дверь, протянула руку к засову…
Ей не хватило одного мгновения. Сильный удар сотряс дверь, отшвырнул девочку к середине комнаты.
На пороге, сжимая в руке плеть, стоял Иштван. Встрепанные рыжие волосы, яростный взгляд желтых глаз, красивое лицо искажено… ненависть? Любовь?
– Ты смотрела. Понравилось?
Эржебета молчала, отводила взгляд. Казалось невозможным глядеть в это измученное лицо, в эти горящие глаза. Что-то сидело внутри брата, жгло, сжирало его, превращало в чудовище.
Дыхание Иштвана участилось.
– Чего молчишь, голубка белая? Думаешь, не знаю, что за твоей невинностью сатана прячется?
Эржебета молчала, только губы ее беззвучно шевелились.
– Колдуешь? Ведьма! – взвизгнул Иштван. – Я все вижу…
Он заметался по комнате, бормоча бессвязное, словно себя же убеждая в чем-то:
– Десять тебе всего… а что ж, что десять? Скоро выдадут замуж, и прощай, Иштван… Кому-то цветочек нежный, а Иштвану одни девки-шкуры… Да что ты сделаешь? – истерично выкрикнул он. – Отцу пожалуешься? – замолчал, отдышался, уронил с какой-то непонятной обреченностью. – Пусть… лучше смерть потом, чем так…
Эржебета, что-то беззвучно нашептывая, спокойно наблюдала, как корчится от непонятной муки ее брат. А он вдруг остановился напротив, тяжело дыша, смотрел на ту, которая стала его кошмаром. Из-за нее истязал служанок, избывая запретное желание. Да не избывалось. Только глубже впивалось, больше крови требовало. И лишь одна могла утолить его жажду. Наваждение черноглазое, дитя хрупкое со взглядом демона. Эржебета…
– Ты смотрела, – Иштван уже обвинял. – Как тогда, на казни… Ты тоже хочешь…
Его дыхание пахло вином, капризные губы кривились то ли в рыдании, то ли в ухмылке, в желтых глазах плясало пламя свечей. Красавец Иштван. Безумец Иштван. Поднял плеть, засмеялся:
– Сейчас проверим, как ты невинна…
«Попробуем, как сладок господский кусок…» – отозвалось в памяти, и вот уже не брат был перед нею, кривлялся в комнате пьяный от крови крестьянин. А за его спиною стоял Черный человек, кивал одобрительно.
Ярость – чистая, незамутненная, освободила разум, наполнила его холодом, сделала мир вокруг до звонкости ясным. Эржебета коротко хохотнула. Шагнула вперед, перехватила плеть, с неожиданной силой рванула, выдернула из руки брата. Тот ошалело уставился на девочку, не понимая, откуда взялась такая мощь в маленьком теле.
Тонкие пальцы плотно охватили рукоять. Взметнулась плеть, со свистом рассекая воздух – и на щеке Иштвана появилась алая полоса. Он вскрикнул, прикрыл лицо. Эржебета снова размахнулась, ударила по плечу.
– Ах ты, мерзавка! – брат попытался остановить ее.
Не тут-то было. Детская рука отшвырнула Иштвана так, что тот рухнул на пол. Плеть загуляла по его спине, плечам, лицу.