Эффект преломления. Диана Удовиченко
чувствовала себя то ли дорогой кобылой, то ли породистой сукой, от которой ждут потомства.
Как назло, ей все не удавалось понести, и в ответ на вопросительный взгляд свекрови Эржебета лишь опускала глаза. А лицо Оршоли становилось все недовольнее. Мол, знала же: с девчонкой что-то не так! Здоровые женщины не бывают такими бледными.
Оршоля ничего не говорила, только плотнее поджимала губы. Когда же сын собрался переезжать в Чахтице, она выказала желание поселиться с молодыми. Ференц обрадовался – будет, кому присмотреть за юной женой, позаботиться о ее здоровье, когда он вернется на войну. Эржебета, узнав об этом, едва не заскрипела зубами. Но смирилась – настолько любила мужа, что никогда ему не противоречила.
Сейчас Оршоля бегала по замку, осматривала комнаты, отдавала распоряжения. Казалось, ее бесцветный визгливый голосок звучал сразу отовсюду:
– Тут надо будет заново обить стены, здесь повесить свежий балдахин. А в кладовых почти нет масла. Запомни, дитя…
Первый день, думала Эржебета. Первый день в замке! Замолчи, дай мне отдохнуть, проклятая!
Ей хотелось лечь, растянуться на кровати, распустить слишком тугую шнуровку корсажа. Отдохнуть, вздремнуть, а потом, проснувшись, долго ласкать Ференца, который уже совсем скоро уйдет на войну.
Вместо этого ей приходилось тенью бродить за неугомонной свекровью. Выручил Ференц, прислал за женою служанку.
– Господин наверху ждут, – робко проговорила тощая носатая девка, кажется, Пирошка.
Муж стоял на стене, вглядывался во что-то внизу.
– Смотри, – сказал Эржебете.
Замок окружали цветастые грязные шатры и кибитки, затянутые тряпьем. Вокруг сновали мужчины в ярких рубахах, женщины в неопрятных юбках и шалях, полуголые дети. Ржали тощие лошади, гавкали такие же тощие псы.
– Цыгане пришли, – шептала Агнешка, выглядывая из окна галереи. – Семя Ердегово…
От пестрой толпы отделился высокий, толстый мужчина средних лет, стукнул в ворота. Вскоре пришел гайдук, доложил:
– Цыгане говорят, хотят служить госпоже графине…
Ференц нахмурил густые брови:
– Приведи одного.
На стену в сопровождении охраны поднялся тот самый цыган. Грузно опустился на одно колено, проговорил, сдерживая волнение:
– Не вели казнить, госпожа. Меня зовут Джура Фаркаш, я барон табора. Мы явились, как только узнали…
Карие глаза навыкате смотрели с преданным испугом, большие грязные руки, унизанные перстнями, нервно комкали старую шапку.
– Чего тебе нужно? – строго спросил Ференц, удивленный тем, что цыган обращается только к Эржебете.
Цыганский барон склонил голову:
– Служить госпоже. Мы не знаем другой службы.
Ференц досадливо пожал плечами, спросил жену:
– Ты что-нибудь понимаешь?
Эржебета смотрела на Джуру, которого никогда не видела, и в душе ее рождалось узнавание. Черный человек говорил, что так будет. Просто эти – первые…
– Возьми