От Сайгона до Треугольника (сборник). Коллектив авторов
вовсю). И нанимает мою приятельницу Люду, реставратора-лепщика со всей командой на это дело. Мир тесен.
Людмила вкалывает, как папа Карло, потому что иначе не умеет. Вместе с ней вкалывают маляры-штукатуры-ремонтники, и – ни одного дератизатора. Алчный покупатель велит крыть гипроком, и евроремонт – поверху, и норовит обжулить реставраторов. А реставраторы – приколисты по жизни, как говорит Люда, этот дом и не таких переживет, вы, ребятки, тут временно… Злые фирмачи велят нашим мастерам приходить к девяти утра и выметаться ровно в шесть вечера. Так и делается.
Каждый день, ровно в девять, в доме начинают визжать пилы, сыпаться штукатурка, ругаться малярши и их подсобники, эт цетера. Каждый день, в шесть вечера, этот шум прекращается, и осчастливленные крысы (наконец-то есть чего пожрать кроме себя любимых) выходят стройными рядами. Клея там пожевать, бумажки, булочку какую, маляршами забытую. Лепота.
Крысы – животные сообразительные, а лафа с ремонтом длилась восемь месяцев. Как и следовало ожидать, нашим реставраторам недоплатили, и взамен, в трепещущем сердце, друзья мои унесли с собой секрет дрессировки крыс.
А теперь прикиньте: праздничное открытие Газпромовского офиса, банкет. Лучшее время для банкета – шесть вечера. Главный зал, торжественное заседание. Тишина. Легкий звон бокалов, негромкая приветственная речь… Время «Ч». По многомесячной привычке, прогрызши ерундовый гипсокартон, полчища крыс стройными рядами идут пожрать свое законное, что им хлебосольные реставраторы регулярно оставляли. Прямо в тронный зал. Голод не тетка.
Крыс прилично, Люда исчисляла это дело сотнями. Секретарши визжат, прыгают на стол, охранники хватаются за пистолеты, журналисты – за камеры, ха-ра-шо! А нефиг недоплачивать реставраторам, скупивши за бесценок наследие Монферрана.
Интересно, наняли они кого с дудкой из Гаммельна, или перепродали этот дом с сюрпризом кому еще?
Коммунальное
Всю жизнь мне фантастически везло на города, людей и жилища, и единственно чего боюсь – как бы ненароком это везение не сглазить и не спугнуть.
Так, например, года четыре я прожила в одном из самых красивых домов Петроградской стороны, неоклассицизм архитектора Щуко, в доме, за расселение которого дрались самые уважаемые бизнесмены города. Наша коммуналка была как раз частью бывшей квартиры самого Щуко, братски поделенной торжествующим пролетариатом. Сорокаметровые комнаты, пятиметровые потолки, огромная кухня, столовая, какой не было у Айседоры Дункан, двери орехового дерева с бронзовыми львиными мордами вместо ручек, и с кольцами во рту, за которые полагалось тянуть, и длиннющий коридор, по которому я носилась на щетках, как на роликовых коньках, натирая мастикой дубовый паркет, врубив на всю мощность пинкфлойдовскую «Стену».
Были тут едва не все петербургские сословия: старший научный сотрудник Лев Арсеньевич, юная гопница Оленька, разнорабочий дядя Коля, главбух тетя Нина, балетмейстер