Тайна «Железной дамы». Юлия Нелидова
ординатор отличился в хирургическом отделении Эколь Нормаль, больные, что он вел, плавно перекочевали к нему, а те стали рекомендовать его своим знакомым, позволив расширить частную практику до нескольких десятков. Вся улица лечилась у него от синяков до скарлатины. Детишки бегали к нему без присущего перед врачами страха то пластырь поставить на ушибленную коленку, то за пастилкой для больного горла, то просто так поглядеть, как тот разноцветные жидкости смешивает.
Пастер был несказанно благодарен молодому русскому врачу. Еще бы с десяток таких работников, и можно спать спокойно, не опасаясь, что кто-то будет обойден приемом.
Казалось бы, Иноземцеву совсем стало житься распрекрасно. Работал с лучшими врачами Европы, открыл собственную лабораторию, амбулаторию при ней, прославился на весь Париж, начал писать статьи в медицинские журналы по спорам и в защиту вакцин, бывало, даже газетчики тревожили, с бесцеремонной навязчивостью щелкая фасадную стену на фотоаппарат, а порой пытаясь приставать с расспросами, – и это за какие-то полгода. Да он в сумасшедшем доме дольше просидел! Но русский человек, видимо, не умеет (или не хочет) радоваться достигнутому. Сначала доктора охватила тоска по Петербургу, потом – по русской речи, и – уж что ни в какие ворота! – по родной Обуховке. А как только его лаборатория была закончена, да и в связи с торжественным открытием Института Луи Пастера больных приуменьшилось, Иноземцевым вновь обуревал болезненный страх преследования.
По вечерам, если не было пациентов, оставаться одному становилось невыносимо до тошноты. Спать – тем более. У него и кровати-то не было, кушетку оставил для больных, а ночь проводил одетым, в кресле или за столом, уронив голову на распахнутые книги и тетради. Даже собственную теорию выдумал на сей счет – будто спать сидя полезней, кровь к голове не приливает.
Тогда Иван Несторович решил, что нужен хоть кто-то, кто мог бы быть рядом, кто рассеивал бы эти ночные страхи неслышной возней, пыхтением и тявканьем. И взял из Института дрессированного сторожевого гриффона – всего сплошь черного, лохматого и с глазами, как у… Ульянушкиной гиены точь-в-точь. Пес Ивану Несторовичу понравился еще, когда того привезли в лабораторию Эколь Нормаль всего в крови и едва дышавшего. Так вышло, что никого из ветеринаров в тот день не оказалось, и он сам впервые в жизни ввел вакцину от бешенства живому существу. До того – а не прошло и месяца – лишь раны штопал да заживляющие компрессы ставил. Руки тряслись, шприц с вакциной ходил ходуном над обездвиженным хлороформом лохматым тельцем.
После того дня выживший пес единственной родной душой стал. Гладил Иноземцев его по холке и Герочку[9] вспоминал, вздыхал печально, с тоской осознавая, что невыносимо скучает и по гиене, и по ее взбалмошной хозяйке.
С собакой стало поспокойней, но сон восстановить Иноземцеву так и не удалось. Все мерещилось, что кто-то подходит сзади, к затылку, плечам прикасается, за руки хватает. Вскакивал
Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Дело о бюловском звере» (Издательство «ЭКСМО»).