Роза Йорков. Жюльетта Бенцони
стояли у дверей магазина, вход в который загораживал дюжий полицейский.
– Я – представитель прессы! – заявил Адальбер, размахивая журналистским удостоверением, немало удивив этим своего товарища.
– Хотел бы я знать, где ты его раздобыл, – прошептал Альдо на ухо своему приятелю.
Однако как бы там ни было, но пропуск, фальшивый или настоящий, не возымел желаемого действия.
– Сожалею, сэр. Но я не могу вас пропустить. С минуты на минуту прибудут представители власти.
– Я могу понять, почему вы не пускаете журналистов, – сказал Альдо со своей обезоруживающей ослепительной улыбкой, – но я друг Джорджа Хэррисона, и он назначил мне встречу. Мы с ним коллеги и…
– Сожалею, сэр. Ничем не могу помочь.
– Позвольте мне по крайней мере поговорить с мисс Прайс, секретаршей.
– Нет, сэр. Вы не увидите никого до тех пор, пока не прибудут из Скотленд-Ярда.
– Но скажите по крайней мере, что произошло?!
Лицо полисмена приняло суровое выражение, как будто к нему обратились с неприличным предложением. Взгляд из-под каски устремился вдаль над головами собеседников и затерялся где-то в конце бурлящей от столпотворения улицы.
И тут же Морозини услышал за спиной шепот:
– Я кое-что видел, и поскольку вы, черт побери, дали мне хороший совет прийти к Хэррисону к одиннадцати, то уж вам-то я расскажу, в чем там дело.
Обернувшись, Альдо заметил Видаль-Пеликорна, тихо разговаривавшего с коротышкой в потертой фетровой шляпе, и понял, что это и есть незадачливый репортер из «Ивнинг Мэйл».
У невысокого и довольно упитанного репортера было тем не менее вытянутое лицо, в самом деле напоминавшее печального спаниеля, а длинные, почти до плеч, волосы только усиливали это сходство. Рассказывая о своем новом приятеле, Адальбер не упомянул о его возрасте, и Альдо решил, что речь идет о потасканном, видавшем виды завсегдатае баров, а между тем репортер оказался совсем еще молодым человеком.
– И что же вы видели, дружище Бертрам? – спрашивал Адальбер. – Говорите без стеснений, это князь Морозини, мой близкий друг, о котором я вам уже говорил.
Сметливые карие глаза газетчика мигом оценили по достоинству горделивую фигуру венецианца.
– «Думай прежде, чем говорить, и взвешивай прежде, чем действовать», – процитировал он, назидательно подняв палец, и уточнил: – Монолог Полония, «Гамлет», акт первый, сцена третья! Но я думаю, что я целиком и полностью могу быть откровенным с вами.
– Я предупреждал тебя, что на две трети речь нашего друга состоит из цитат великого Вильяма, – произнес Адальбер. – И все-таки я позволю себе повторить свой вопрос: что же вы видели, дружище?
– Отойдем в сторонку, – предложил Бертрам, увлекая их за собой, к великой радости остальных зевак. – Когда я подошел, здесь стояли две машины, обе черного цвета – благородный «Роллс-Ройс», хотя и несколько устаревший, но в отличном состоянии, и рядом громоздкий