Зимопись. Книга третья. Как я был пособием. Петр Ингвин
пищал одно, голос разума твердил другое. Спор прикрыло сердце, выставив перед глазами печальное лицо Зарины.
Костер потрескивал. Все взоры вольно или невольно сходились на нем.
– Чапа, – обратилась ко мне Майя, руками окольцевав прижатые к груди колени и устроив сверху подбородок. – Ты жил у человолков. Они правда людоеды?
– Да.
– И ты ел с ними…
– Если б я ел с ними, я бы остался с ними. Был бы одним из них.
– Что же ты ел?
– Все, что нахожу для вас сейчас.
– Апельсины?
– Они в горах не растут.
Встряла Феофания:
– Получается, что одни корешки?
– Все виды плодов, травы, корни, кору, червей, насекомых…
– Фу! Как можно?!
– Можно, если нужно. Кстати, вкусно.
– Фу! – повторило большинство.
– А я бы попробовала, – послышалось от меньшинства.
– Если останется желание, завтра предложу, – пообещал я.
Меньшинство мгновенно уменьшилось до микрошинства в лице Ярославы. Закрадывалась мысль, что эта девица непременно хочет попробовать все, что предлагает жизнь, чтобы потом, если остаток здоровья позволит, отделить зерна от плевел и читать внукам мораль со знанием дела. Есть такие особы. Не мой тип, хотя, как правило, симпатичный внешне и при верном подходе доступный внутренне. Потому и не мой.
Рядом со мной расположилась закончившая с развешиванием Варвара. Она присела по-турецки на траву, руки сложились перед собой, задумчивый голос произнес:
– Одного не пойму. Про их передвижение.
– Нам же все показали, – удивилась Ярослава. – Или хочешь еще раз посмотреть? Сразу говорю: я поддерживаю!
Она сидела на пятках, сведя колени, и растопыренной пятерней пыталась расчесать волосы изумительной белизны. Для идеальности им не хватало только объема. Самой же девице хватало всего: и красоты, и самомнения, и нахальства. Пронзительные неестественно зеленые глаза впитывали жизнь как пустыня внезапный дождик. Не будь Варвары, она наверняка взялась бы верховодить. Конечно, если б Антонина согласилась.
Варвара, на чье лидерство среди царевен никто пока не покушался, объяснила:
– Поза, в которую мы становились, чтобы бегать… низко, стелясь по земле… Не понимаю. Как у них получается ничего не задевать, ничем не цепляться?
Я развел руками:
– Опыт – великое дело.
Ладони пришлось срочно вернуть на место: любопытству царевен предела не оказалось.
– Как они пьют? А живут все вместе? Как у нас или парами? Или вообще всвалку? – посыпалось отовсюду.
– Живут парами.
– Животные!
– Пары складываются не сразу, зато на всю жизнь, – продолжил я.
– Пьют из ладоней? – поинтересовалась Амалия.
– Лакают.
– Зверье! – снова не утерпел кто-то.
– А как по нужде ходят? – не стерпела Майя, тут же спрятав глаза за ладошкой.
Сначала я не понял, затем улыбнулся.
– На четвереньках или на