Жернова. 1918–1953. Книга одиннадцатая. За огненным валом. Виктор Мануйлов
никто возражать Верховному не станет, зато будут жаловаться на нехватку того-другого-третьего, и даже на погоду, потому что в их мышлении нет масштабов, присущих мышлению Сталина. И он сломит их пассивное сопротивление, как ломал уже не раз, он заставит их действовать по-своему.
Сталин заглянул в написанное, ткнул черенком трубки в лист бумаги, произнес:
– Вставь-ка вот сюда слово «славным»: нашим славным союзным войскам. – Усмехнулся и добавил, имея в виду Черчилля: – Пусть утешится.
Глава 8
Двухмоторный самолет Ли-2 летел в ночном небе курсом на Москву. В салоне самолета в мягком удобном кресле сидел командующий Первым Белорусским фронтом маршал Жуков, сидел, откинувшись на спинку кресла, пытаясь заснуть. Самолет трясло, он то проваливался вниз, теряя опору для своих крыльев, то вдруг его начинала подталкивать вверх неведомая сила, и крупная голова маршала с тяжелым раздвоенным подбородком моталась из стороны в сторону на крепкой шее, которую тер облегающий ее стоячий воротник. Жуков, не открывая глаз, поморщился, расстегнул крючки и потер шею ладонью.
Он не знал, зачем его вызывает Сталин, однако не терялся в бессмысленных догадках, а, приняв этот вызов как неизбежную и часто повторяющуюся необходимость, пытался отвлечься от предстоящей встречи, от всего, что связано с войной, со своими новыми обязанностями – обязанностями командующего фронтом, которые отсюда, из самолета, исполнять нельзя, а отдохнуть от этих обязанностей можно и нужно.
Да и вообще с некоторых пор Жуков перестал даже пытаться понять Сталина, движущую силу его поступков и решений. Сколько раз казалось, что он вполне понимает Верховного, предвидит его следующий шаг, но проходило какое-то время, и Сталин оборачивался к нему такой стороной, что все предыдущие понятия и представления о нем рушились. Бессмысленным и вредным делом было предугадывать Сталина, и Жуков отбросил все попытки в этом направлении, оставив за собой лишь право судить о том, что ему, военному человеку, понятно и близко. Но даже и в этой области он не всегда решался оспаривать решения Верховного, хотя и считал иногда их неверными с военной точки зрения. Зато он хорошо усвоил, что война есть продолжение политики другими способами, что Сталин политик, а он, Жуков, исполнитель его политической воли, перечить которой он не может хотя бы потому, что сам в политике разбирается слабо. Конечно, частенько приходится смирять свое «я», свое самолюбие, но, с другой стороны, ему, Жукову, жаловаться на свою судьбу грех: другим она не предоставила и сотой доли того, что предоставила ему.
Опять же, это только кажется, что Сталин совершенно ни от чего и ни от кого не зависит. А быть зависимым непосредственно от воли Сталина – не самое страшное в этой жизни. Страшнее, когда зависишь от дурака. В том числе и находящегося у тебя в подчинении. В конце концов, дело не в зависимости, а в том, есть или нет у тебя свобода для исполнения своего предназначения, своего долга. У Жукова такая свобода,