Жернова. 1918–1953. Книга одиннадцатая. За огненным валом. Виктор Мануйлов
принесла потертый баян, поставила его на колени Кривоносову, помогла продеть руки в лямки.
– Ой, мальчики, совсем вы у меня окосели! – похихикивала она, виновато поглядывая на Красникова, впервые оказавшегося в компании со своим начальством. – Не дай бог кто нагрянет…
– Ладно, не каркай! – Леваков притянул Урюпину к себе за руку, посадил на колени, облапил рукой пышную грудь, на которой еле сходилась солдатская гимнастерка, зажмурился.
Урюпина кинула на Красникова умоляющий взгляд, с трудом отодрала от себя руки комбата, вывернулась, ушла за перегородку, затихла там.
Кривоносов пробежал пальцами по ладам, рванул меха – баян рявкнул басами и затих.
Красников поднялся.
– Разрешите идти, товарищ майор? – произнес он, оправляя на себе гимнастерку.
Леваков с трудом поднял голову, глянул на лейтенанта мутными глазами, оторвал от стола руку и пошевелил в воздухе пальцами. Вскинулся и Кривоносов, долго разглядывал Красникова, хмурился, собирая расползающиеся мысли, вспомнил что-то и повеселел:
– Стой! Я чего тебе хотел сказать. У тебя там есть двое: Пивоваров и Гаврилов. Ты за ними присматривай. Темные личности. Ведут агитацию. Имей в виду. Если пропадут – с тебя спросится. Не посмотрю, что ты кому-то там приглянулся. У меня все – вот где! – И похлопал себя по нагрудному карману рукой.
– С чего это они должны пропасть? – резко бросил Красников, чувствуя, что его вдруг начинает разбирать злость. – Они, между прочим…
Он не успел договорить, как из-за перегородки выскочила Урюпина, затараторила:
– Мальчики, мальчики, мальчики! Успокоились, успокоились, успокоились! А ты, Пашка, давай играй! Тут тебе не особый отдел, так что знай свое место! – и, вцепившись Красникову в рукав, зашептала в ухо горячими губами: – А ты, миленький, иди! Они уже на взводе, с них взятки гладки. Иди, миленький! И храни тебя бог! Или еще кто. А я буду думать о тебе.
Она помогла Красникову надеть шинель, вывела его из землянки и, как тогда, за столом, крепко обняла за шею и поцеловала в губы. Потом оттолкнула и нырнула в темноту.
Этот поцелуй жег лейтенанта Красникова до сих пор.
Часы показывали ровно восемь, но артиллерия огня почему-то не открывала. Лейтенант Красников, хотя и хорошо различал в свете занимающегося серенького утра быстро бегущую секундную стрелку, все же, словно не веря своим глазам, поднес часы к уху, услыхал отчетливое тик-тик-тик и огляделся.
Солдаты его роты, припав к стенкам окопов, напряженно вглядывались в сторону немецких позиций, до которых было метров четыреста. И там, над немецкими позициями, туманной дымкой висела чуткая тишина.
Может, отменили атаку? Тогда должны предупредить… Черт знает что такое! От такого ожидания с ума можно сойти.
Не за себя нервничал лейтенант Красников, а за своих солдат, для многих из которых предстоящий бой – первый бой в их военной карьере. Перегорят мужики в ожидании, сломаются раньше, чем шагнут из окопа. Некоторые сегодня и так глаз не сомкнули, на нерве держатся.
– Федоров! – окликнул Красников связного. –