Серебряное дерево. Галина Красовская
невинным, но Гарпун важно тронул бакенбарды, похожие на куски мочалки, снова взял под козырёк и громовым голосом приказал:
– Следуйте за мной!
А когда Гнилушка попытался улизнуть, Гарпун сгрёб его в охапку и понёс. Разбойник визжал на весь лес и кусался, но милиционер не очень-то обращал на это внимание.
– Гром и молния! Это настоящий припадок бешенства, – ворчал он. – Срочно покажу его Гематогену.
Рулька плёлся вслед за Гарпуном, неся в подоле рубашки подбитых птичек. Деревья, на боках которых Рулька не раз выреза́л своё имя, укоризненно качали ветками, птицы, в которых он понарошку целился из рогатки, тонкими голосками выкрикивали что-то сердитое, а белка, которой Гнилушка спалил пушистый хвост, прыгала с ветки на ветку и всему лесу показывала на Рульку голым прутиком хвоста.
«Так мне и надо!» – горько думал Рулька, бережно прижимая птичек. Одна из них была совсем плоха. В клюве своём она держала мошку, – видно, несла её на ужин птенцам. Две другие тоже едва дышали.
Когда Гарпун принёс Гнилушку в больницу, Гематоген долго прослушивал и ощупывал его, заставлял высовывать язык и говорить «а-а-а». Особенно внимательно Гем разглядывал Гнилушкины глаза.
– М-да, – в раздумье сказал Гематоген своему ассистенту Витаминчику и медицинской сестричке Ампулке, – подозреваю самое худшее… Посмотрим, однако, что покажут анализы.
– Больного нужно изолировать: он может заразить других, – сказал осторожный Витаминчик, и кончики его ушей запылали от беспокойства.
Гнилушку отвели в изолятор. Гарпун, козырнув, зашагал прочь. А Рулька позвал сестричку Ампулку. Она всегда ласково говорила «детка» и большим и маленьким и умела не больно вынимать занозы.
Отдав сестричке подбитых Гнилушкой птиц, чтобы она их вылечила, Рулька отправился прямым направлением к учителю Минусу.
Рулька шёл и думал, что вот хоть с завтрашнего дня он возьмёт и станет хорошим мальчиком. А захочет – может, и самым хорошим мальчиком во всей Свирелии. И драться бросит…
О чём так долго толковали в тот вечер Минус и Рулька, не знала даже кошка Минуса Гипотенуза, которая сидела за дверью и жалобно мяукала. Но с тех пор странные привычки появились у Рульки. Только он замахнётся на кого-нибудь кулаком, как вдруг начинает бормотать:
– Пятью три – пятнадцать, пятью четыре – двадцать, пятью пять – двадцать пять…
И кулак сам собой опускался. Только Рулька задымится и откроет рот, чтобы нагрубить, как опять поумножает немного – и уже не дымится, а улыбается.
Оказывается, учитель Минус научил Рульку полезной штуке, которую все знают, но применяют редко.
Но дела с арифметикой у Рульки шли неважно, вот и приходилось ему то и дело подучивать таблицу умножения. Потому и прозвали его Пятью пять.
И представьте, скоро Рулька перестал грубить и не только выучил назубок таблицу умножения, но и наловчился быстро перемножать большие числа. Теперь он бормотал: «Двадцать пять на двадцать пять будет шестьсот двадцать пять». Но для прозвища всё это было длинно, и