Убийство Стюры Гашиной. Анатолий Агарков
туман.
– Неправильно это, – процедил он сквозь зубы.
– Что неправильно? – повернулись мы к нему.
– Ад и Рай задуманы. Проще надо бы и справедливее. Честно живёшь – живи долго: заслужил. Сподличал – умри. Как только чаша терпения переполнилась грехами – тут и срок тебе.
– Интересно, – искренне подивился я, заглянув в его глаза.
Жёлтые белки его от курения ли, от плодовоягодных ли вин тускнели лежалой костью.
Сначала подумал, что мужик этот из тех людей с низкой культурой, у которых реакция порой несоизмерима с поведением окружающих – за намёк они могут оскорбить, за пустяк – ударить. Но мысли высказывал интересные.
– А вы тут не шурупы.
– В смысле?
– Не шурупите ни хрена в любви – живёте одними инстинктами, да и то примитивными.
– Ну-ну, просвети, – подзадорил я.
А Таня обиженно поджала губы:
– Было бы кого любить.
И презрительным взглядом обвела зал.
Темнолицый следом повернул голову:
– Какие это женихи? На работе колотятся, в разговоре торопятся, пьют давятся – разве понравятся?
Складно у него получилось и в самую точку.
Почувствовал жгучий, почти профессиональный интерес к незнакомцу. Таню воспринимал спокойно – понятны были её радостно-телячья философия и амёбистое ощущение жизни. В темнолицем почувствовал человека незаурядного.
Исключительность всегда поражает, а потом начинает беспокоить – где же оно, твоё, личное, ни на кого и ни на что не похожее? Разве оно отпускается не всем? Пусть не поровну, но всё-таки даётся, должно даваться. Потому что мы люди единого человеческого мира, и перед матушкой Природой в чём-то все равны.
До исключительности мне далеко – есть кое-какие слабости. Более всего на свете люблю свою работу в газете. На втором месте – интерес к красивым женщинам. И это был конкретный недостаток – в мире наверняка существовали вещи посерьёзнее, более внимания достойные. Но, признаюсь, они меня так не занимали, как, например, разбитная барменша Танька.
Но незаурядность, оригинальность мне всё-таки были присущи. Выражались в том, что все абсолютно помыслы и действия в конечном итоге обращались к газете. Раздевая барменшу взглядом, я думал не о том, как затащить её в постель, а как возникающие ощущения можно отразить в прессе, проскочив редакторские рогатки.
Но я отвлёкся. Сосед мой снисходительно слушал, а Таня рассказывала о своей жизни:
– Мужик мой первый очень хотел мальчика. Вычитал в иностранном журнале, что беременная мать должна пить уксус, и поил меня каждый день. Верно, родился мальчик, но с кислым выражением лица. Весь в папку. Ха – ха – ха! Несчастная моя жизнь!
– Жизнь тут ни при чём: она может быть прекрасной и может быть никчёмной – это как ею распорядиться, – говорил он вяло, но внятно, раздумчиво, а туманная мутность глаз и сивушный запах объясняли, что он изрядно выпивший.
– А у тебя