Наследство Боксдейла. Филлис Дороти Джеймс
увидел Элли, когда она выступала с партнером в Канне. Он поехал на юг Франции в сопровождении слуги, чтобы подлечиться. Насколько я понимаю, она проделала с ним фокус: его часы, висевшие на золотой цепочке, оказались у нее, и когда он пришел за ними, она «погадала» ему, сказала, что он англичанин, недавно перенес какую-то желудочную болезнь, у него два сына и дочь и вскоре его ждет замечательный сюрприз. Все было правильно, кроме того, что его единственная дочь умерла при родах, оставив ему внучку, Маргерит Годдар.
– Все это было нетрудно выяснить, – заметил Дэлглиш. – Догадываюсь, что под «сюрпризом» она имела в виду женитьбу?
– Это действительно оказалось сюрпризом, причем в высшей степени неприятным для семьи. Легко порицать снобизм и условности другой эпохи. В эдвардианской Англии действительно было много заслуживающего порицания, но это и впрямь был неподходящий брак, учитывая несоответствие происхождения, образования, образа жизни и недостаток общих интересов. А кроме того разницу в возрасте. Дедушка женился на женщине, на три месяца моложе его собственной внучки. Неудивительно, что семья была озабочена, полагая, что этот союз не принесет ни счастья, ни даже удовлетворения ни одной из сторон.
И это еще мягко выражаясь, подумал Дэлглиш. Брак не способствовал и общему семейному благополучию. С точки зрения семьи, он был катастрофой. Он вспомнил рассказ о конфузе, случившемся, когда местный викарий с женой, приглашенные на ужин в Коулбрук-Крофт в день убийства, знакомились с молодой женой. Старик Огастас Боксдейл представил ее так:
– Познакомьтесь с самой прелестной артисткой всех варьете на свете. Умыкнула у меня золотые часы и бумажник так, что я ничего не заметил. Она бы и резинку из трусов у меня могла вытащить, если бы я зазевался. В любом случае она украла мое сердце, правда, милая?
Это сопровождалось шлепком по мягкому месту и восторженным визгом дамы, которая сразу продемонстрировала свое мастерство, вынув из левого уха преподобного Артура Венаблза связку его собственных ключей.
Дэлглиш счел бестактным напоминать Канонику об этой истории.
– Что вы хотите что бы я сделал, сэр? – поинтересовался он.
– Я знаю, что прошу слишком многого, учитывая твою занятость, но если бы ты сумел подтвердить невиновность тетушки Элли, я бы принял наследство с легким сердцем. Я подумал, что ты, вероятно, просмотришь протоколы заседаний суда. Наверное, они дадут тебе зацепку. Ты так умен в подобного рода вещах.
Он говорил безо всякой лести, однако с невинным удивлением: какие странные бывают у людей призвания. Дэлглиш действительно был очень умен в подобного рода вещах. Дюжина мужчин, в настоящее время пребывающих в особо охраняемых блоках тюрем Ее Величества, могли бы это засвидетельствовать, как и кучка других, разгуливающих на свободе благодаря своим адвокатам, которые в своем деле оказались так же умны, как главный суперинтендент Дэлглиш в своем. Но чтобы пересмотреть дело шестидесятилетней давности, требовалось скорее