Обратная сторона любви. Эрнест Владимирович Катаев
бы их побрал, опять сосутся при всех!
…Мать плачет от счастья, отец благодарит Ольгу – заслужила ведь!
…Такие их дети красивые, что хочется кричать от гордости и восторга! Потому что у таких красивых и счастливых родителей как Ирина и Кирюша, которые так искренно и нежно любят друг друга на зависть всем, просто обязаны быть красавчиками дети! Мальчик и девочка. Девочка теперь обязательно старшая – послушная и добрая, как и её счастливая мама…
… должна быть… должны быть… быть…
Дура! Как можно было быть такой дурой!?
И Ирина с размаху засадила себе мощнейшую пощёчину! Даже уже не пощёчину, а скорее – затрещину! И как случается у людей, которые никогда толком не дрались, вышло от всей обиженной на саму себя и весь белый свет души – мощно и хлёстко!
Некоторое время девушка приходила в себя от сокрушительного само-нокдауна. Поняв, что находится на четвереньках на жёсткой земле, усеянной острыми камешками и веточками, больно впившиеся в ладони и коленки, она с трудом поднялась и тихонько скуля, побрела в сторону кемпинга.
Было темно и тихо, море едва шумело справа, лишь гулко из-за спины доносились звуки гуляющего южного города, хватающего полной сумой жаркие и страстные ночи. Где-то далеко помаргивали огнями кораблики, стоящие на рейде, или совершающие ночные морские прогулки…
Она не видела их, да едва различала тропинку, ступая почти на ощупь. Горькие слёзы текли по щекам, их даже не утирала. Находясь ещё в прострации и слабо соображая, Ира не замечала, что вот уже с минуту кто-то идёт за ней…
Завтра она улетит в постылую Москву, будет опять, всё как всегда – одиночество, одиночество, одиночество…
И удар по правой почке был страшным именно своей неожиданностью!
Девушка упала, как подрубленная ёлочка зимой, боль была такой сильной, что мозг ещё две секунды отказывался принимать информацию, и Ира ощутила, как сильно ударилась лбом о твёрдую сухую землю, завалилась на бок, оцарапав левый локоть.
А потом накатило так, что она не смогла от резкой острой боли потерять сознание, а пытающийся вырваться крик сдавил спазм откуда-то изнутри, будто из лёгких не смог вырваться надувной горячий шар…
В полуобморочном состоянии Ира чувствовала, как кто-то переворачивает её на спину, шарит руками по телу, с хрустом рвёт лёгкое платье, тискает грудь – это было омерзительно и жутко, она замычала невнятно, не соображая ни слова. И тёмный силуэт на фоне вращающегося неба с расплывшимися от слёз пятнышками звёзд приблизился к ней, на несколько секунд прекратив добираться до цели, в нос ударил тошнотворный запах лука, специй, перегара и какого-то парфюма, опять сдавивший спазмом горло, но у девушки не было сил отвернуться.
Она услышала приглушённый смешок и чей-то очень знакомый голос прошептал:
– Моя девочка, моя…
А потом ударил её.
И ещё, и ещё раз.
Но в темноте атакующий толком не увидел, куда бьёт, потому удар пришёлся один раз в верх лба, содрав кожу у волос, раз черканул по верхней губе, и ещё куда-то