Лунный камень. Уилки Коллинз
в этом мистеру Фрэнклину. Но когда вы состаритесь, вы приобретете одну превосходную привычку: в тех случаях, когда в голове у вас не все ясно, помолчать.
– Она пришла сюда с кольцом, которое я обронил в своей спальне, – продолжал мистер Фрэнклин. – Я поблагодарил ее и ждал, разумеется, что она уйдет. Вместо этого она остановилась против моего стола и уставилась на меня самым странным образом – полуиспуганно и полуфамильярно, – я не мог разобрать. «Странное это дело насчет алмаза, сэр!» – сказала она вдруг неожиданно. Я ответил «да» и ждал, что будет дальше. Клянусь честью, Беттередж, мне кажется, она, должно быть, не в своем уме! Она говорит: «Алмаза-то ведь не найдут, сэр, не так ли? Нет, не найдут и того, кто его взял, – я поручусь за это». Она кивнула мне головой и улыбнулась. Прежде чем я успел спросить ее, что она хочет этим сказать, послышались ваши шаги за дверью. Она, верно, испугалась, что вы застанете ее здесь. Как бы то ни было, она изменилась в лице и ушла из комнаты. Что это может значить?
Я не мог решиться даже тогда рассказать ему историю этой девушки. Ведь это значило бы назвать ее воровкой. Кроме того, предположив даже, что я рассказал бы ему все откровенно, и допустив, что алмаз украла она, – причина, почему из всех людей на свете Розанна выбрала именно мистера Фрэнклина, чтобы открыть свою тайну, все равно осталась бы неразгаданной.
– Я не могу решиться обвинить эту бедную девушку только потому, что она ветрена и говорит очень странно, – продолжал мистер Фрэнклин. – А между тем, если она сказала инспектору то, что сказала мне, – как он ни глуп, я боюсь… – Он остановился, не досказав остального.
– Лучше всего будет, сэр, – ответил я, – если я передам об этом миледи при первом удобном случае. Миледи принимает дружеское участие в Розанне, и очень может быть, что эта девушка была только опрометчива и безрассудна. Когда в доме поднимается какая-нибудь кутерьма, сэр, служанки всегда любят смотреть на дело с мрачной стороны – это придает бедняжкам некоторый вес в их собственных глазах.
Такой взгляд на дело, кажется, очень облегчил мистера Фрэнклина; он сложил телеграмму и прекратил разговор. Отправляясь на конюшню, чтобы приказать заложить кабриолет, я заглянул в людскую, где люди обедали. Розанны Спирман не было между ними. Спросив о ней, я узнал, что она вдруг занемогла и пошла в свою комнату прилечь.
– Странно! Она казалась совсем здоровой, когда я недавно видел ее, – заметил я.
Пенелопа вышла вслед за мною.
– Батюшка, не говорите так при других, – сказала она, – вы этим только еще более вооружаете прислугу против Розанны. Бедняжка сокрушается от любви к мистеру Фрэнклину Блэку.
Это был уже другой взгляд на вещи. Если Пенелопа была права, это могло объяснить странные речи и поведение Розанны.
Я сам наблюдал, как запрягали пони. В адской сети тайн и неизвестностей, теперь окружавших нас, право, утешительно было глядеть, как пряжки и ремни понимали друг друга. Когда вы видите, как пони запрягают в оглобли, – это уже нечто, не подлежащее