Искушение Торильи. Барбара Картленд

      Поднимая бокал с мадерой, вдовствующая маркиза Хэвингэм сказала:

      – Доктора запретили мне даже прикасаться к алкоголю, но я должна отпраздновать твое прибытие, дорогой.

      – А что они тебе посоветовали, мама?

      В тоне маркиза мать уловила явное беспокойство, чем была весьма озадачена.

      Она привыкла к его манере говорить лениво и томно, как бы процеживая слова и глядя на мир из-под опущенных век, – манере, свойственной, впрочем, многим щеголям и денди в окружении принца-регента.

      И хотя манера сия была не по нутру маркизе, она, будучи женщиной мудрой, никогда не выказывала своего раздражения.

      – По-моему, вода, несмотря на ее гадкий вкус, помогла унять боль, – ответила она, – однако в Харроугейте довольно тоскливо, и я уже скучаю по дому.

      – Тогда тебе представится для этого благоприятный повод, – пообещал маркиз.

      Мать вопросительно посмотрела на сына, а он встал с кресла и повернулся спиной к камину.

      Апартаменты маркизы находились в самом дорогом отеле Харроугейта, и можно было заметить, что она успела смягчить слишком чопорную обстановку несколькими штрихами, как нельзя лучше свидетельствующими о ее вкусе.

      На одном из боковых столиков красовались написанный маслом портрет и миниатюра, изображавшие самого маркиза; повсюду стояли вазы с оранжерейными цветами – без них он не мог представить себе свою мать. От строгого атласа кресел уже не веяло холодом благодаря подушкам, а оба ее маленьких спаниеля встретили его пылким приветствием.

      – Ты устроилась здесь вполне уютно, – сказал он так, словно впервые увидел неудобства жизни в отеле.

      – Вполне, – согласилась маркиза. – А теперь, Галлен, я готова услышать твое сообщение. Нисколько не сомневаюсь, дорогой, что ты проделал такое длительное путешествие не только из желания убедиться, что я живу в уюте.

      Вдова оценивающе оглядела сына. Действительно, редко встретишь молодого человека столь красивого и безупречно одетого и одновременно столь мужественного.

      Одежда маркиза подчеркивала широкие плечи и узкие бедра, хотя, откровенно говоря, атлетическая фигура его являлась предметом отчаяния портных.

      Бытовавшая тогда мода восставала против сильных мышц, натягивавших тонкий габардин сюртука.

      Однако в «Комнатах для джентльменов» на Бонд-стрит маркиза знали как непревзойденного мастера бокса, ну а с рапирой в руках ему трудно было найти подходящего соперника.

      Многие отдавали ему должное за стойкую приверженность спорту, молодые щеголи и франты тщетно завидовали его умению разбираться в лошадях и безуспешно пытались так же, как он, завязывать галстуки.

      Но если мир или, точнее, бомонд видел в маркизе равнодушного и самоуверенного циника, его мать знала, что он может быть заботливым, добрым, а иногда на удивление нежным сыном.

      Поэтому она ничуть не усомнилась в искренности сына, когда он сказал:

      – Если б я услышал, что тебе в самом деле необходимо мое общество, мама, то приехал бы и в Харроугейт, и куда угодно, лишь бы порадовать тебя.

      – Ну что ты, дорогой. Я никогда не стала бы обременять тебя до такой степени, – ласково ответила вдова. – Но скажи мне наконец, зачем ты приехал?

      – Я решил жениться, – немного поколебавшись, молвил сын.

      – Галлен!

      Маркиза была так изумлена, что поставила бокал с мадерой, дабы не разлить вино.

      – Неужели? – всплеснула она руками. – Неужели ты действительно встретил женщину, которую хочешь назвать своей женой?

      – Мама, я решил жениться, потому что, как тебе известно, мне нужен наследник, – ответил маркиз. – Кроме того, моя жена должна иметь хорошее воспитание, иначе я буду скучать.

      – И кого же ты выбрал?

      – Я сделал предложение леди Берил Фернлей, – продолжал маркиз, – и поскольку мне не хотелось, чтобы ты узнала об этом из газеты, попросил Берил и ее отца пока не объявлять о нашей помолвке.

      – Леди Берил Фернлей… – неторопливо сказала вдова. – Ну конечно же, я слышала о ней.

      – Она, несомненно, прекраснейшая девушка в Англии, – стал убеждать маркизу сын, – бурно ворвалась в свет