Вкус вишнёвой лжи. Марсия Андес
заснул, оставляя меня в покое, зато начал буянить кто-то из соседней камеры.
В общем, утро не задалось.
– Тебя взяли с поличным, когда ты удирал от патрульных на мотоцикле. Был в состоянии алкогольного опьянения, без шлема, превысил дозволенную скорость. Хорошо хоть не сопротивлялся при аресте, – продолжает Антон Юрьевич.
Мужчина в коричневой водолазке с высоким обтягивающим горлышком, у него дешёвые часы на левой руке и обручальное кольцо на безымянном пальце. Сквозь тёмные волосы на висках проступает седина. Серые глаза смотрятся дико тусклыми на фоне смуглой кожи.
– Антон Юрьевич, – вздыхаю я. – Мы уже это проходили миллион раз. Мой отец заплатит залог, и я выйду. К чему все эти нотации?
Следователь вздыхает, чешет нос. Несколько секунд молчит: берёт бутылку с водой, наливает в стакан ровно до половины и пододвигает ко мне. Наблюдает за мной, пока я жадно пью, шумно глотая.
– Боюсь, в этот раз ты просто так не отвертишься.
Я со туком ставлю стакан на столешницу, недовольно морщась из-за натирающих наручников.
– В смысле? – не понимаю.
Антон Юрьевич внимательно прожигает меня своим взглядом, словно я только что спёр у него несколько сотен долларов. Становится неуютно, и неприятная пелена заволакивает мои внутренности.
– Ты знаком с Игорем Григорьевым? – задаёт вопрос.
– Нет. Первый раз слышу.
– Он сейчас в больнице, – продолжает мужчина. – С пробитым затылком. Пока без сознания в реанимации. Врачи прогнозируют кому.
Я падаю. Перед глазами мелькает картинка, как Костя со всей дури заезжает парнишке битой по голове. Чёрт… Если Назарова поймают, то закроют на несколько лет. Ему не отвертеться просто так.
– Видимо, на вечеринке была драка, – вкрадчиво продолжает следователь, наблюдая за мной. – Парню проломили череп. Возможно, как раз перед тем, как приехала полиция. Ты видел, кто это сделал?
– Меня в чём-то подозревают? – холодно интересуюсь, прекрасно понимая, что говорить про драку в любом случае ничего нельзя.
Антон Юрьевич прищуривается, затем вздыхает, скрещивает руки на груди и морщится, словно у него неожиданно разболелась голова.
– Пока нет, – вкрадчиво тянет он.
– Я ничего не видел, – отрезаю. – Был на другом конце вечеринки. Потом появились патрули и спугнули всех. Я сел на байк и уехал. Вот и всё.
Стараюсь держаться ровно, чтобы не выдать волнения. Я хорошо умею лгать, если того требует ситуация.
Но ведь это всё равно конец.
И я падаю, чувствуя, как страх медленно и верно захватывает мои внутренности. Кости Назарову хана. Когда менты найдут биту на дне реки, распознают отпечатки пальцев. Зеваки снимали драку на камеры: если видео сольют в сеть, сразу станет понятно, кто участвовал во всём этом и кто отправил Игоря Григорьева в больницу.
Если парень откинется, это посчитают как непредумышленное убийство. Если выживет: нанесение тяжкого вреда. Это от пяти до двенадцати лет. Может, даже больше. Меня могут взять как сообщника.
Отец,