Я однажды приду… Часть I. Екатерина Дей
Совершенно нелогично и нереально. Попытки привести себя в чувство воспоминаниями событий в санатории и мыслями о своём неясном будущем ни к чему не привели. Тогда я применила последний способ, самый жестокий. Скинув халат перед зеркалом, я долго рассматривала себя. Подействовало.
Несмотря на то, что легла под утро, проснулась я бодрой. Видимо моральная экзекуция перед зеркалом возымела действие. Завтрак уже ждал на балконе. Попивая чай, я пыталась решить насущный вопрос – как же мне теперь себя вести с Глебом после вчерашнего. Вопрос решился сам собой – вошёл Олег и сказал, что к Самуилу меня несколько дней будет отвозить он. Куда делся Глеб, он не стал уточнять, а я не спросила.
Последующие три дня превратились в сплошной больничный кошмар. Мне делали уколы, ставили капельницы, чем-то очень дурно пахнущим обмазывали всё тело и заворачивали в настолько горячую и тяжёлую махровую простыню, что я казалась себе цыпленком табака. А так как в клинике работали только итальянцы, процедуры сопровождались громкими весёлыми разговорами на непонятном мне языке. Самым страшным для меня был, конечно же, кабинет стоматолога, там священнодействовал Самуил. Он фиксировал мою челюсть в держателе – я так обозвала конструкцию, которая не позволяла мне дёргаться во время лечения – и начинал задавать различные вопросы о жизни в России, на которые сам же и отвечал. Ошибался он редко. Чтобы я не умерла от такого лечения, меня иногда кормили какими-нибудь бутербродами и поили то чаем, то кофе. Когда процедуры заканчивались, Самуил сам провожал меня в ту маленькую комнатку, где я была в первый день, и разрешал выкурить сигарету. Олег всегда уже ждал меня там.
На четвертый день я сидела в комнатке Самуила и потягивала какой-то овощной коктейль через трубочку, так как есть уже не могла: остатки моих зубов были частично удалены, частично запилены так, что не только есть – разговаривать невозможно. Олега почему-то всё не было. Неожиданно в комнату вошёл Глеб и спросил вместо приветствия:
– Как дела?
Я что-то промычала в ответ и показала на свой рот, даже довольная тем, что официально могу не разговаривать. Он изменился за дни отсутствия. Как будто принял решение, но пока не знает, что с этим решением делать. Эта мысль пронеслась в голове, и я почему-то испугалась её. За эти дни, состоящие из медицинских процедур и одиноких вечеров на балкончике, я опять же совершенно нелогично успокоилась. Больше ни разу не встретив других обитателей дома, кроме Олега, я привыкла к мысли, что, наверное, не увижу их, в том числе и Глеба. Конечно же я думала о нём. Но решила, что после того вечера он найдёт для себя выход из положения и, естественно, избавится от меня – отдаст одной из сторон за выгодную для него цену. Видимо, этот день настал. Обидно, что я даже не смогу ничего напоследок сказать из-за отсутствия физической возможности.
– Поехали домой.
Ну да, теперь этот неаполитанский домище мой дом! Но не мне спорить с хозяином своей жизни, и я только