Рога демократии. Андрей Батурин
с распухшими от непосильного труда суставами.
И вот по достижению ею шестидесятилетнего возраста, за доблестный труд ей назначили пенсию, двадцать рублей. Мол, отдыхайте, бабуся, ни в чем себе не отказывайте.
Но она ничего другого от государства и не ждала, надеялась только на себя, держала корову, пару свинушек, дюжину барашек, не считано кур и гусей. Обрабатывала соток двадцать огорода. Кормила этим городскую дочь с семьей, ее тетю и алкоголика сына, проживавшего неподалеку, в районном центре и тоже совершавшего периодические набеги на ее закрома. Что оставалось, продавала, а деньги несла в Сберкассу, куда также поступала и ее жалкая пенсия. На верхней полке в кладовке стояла у нее красивая картонная коробка из-под импортных сапог, в которой лежала чистая одежда для похорон и две сберкнижки: одна на предъявителя с суммой три тысячи рублей на ритуальные услуги, а другая на имя дочери, там сумма перевалила уже за десять. Про эту коробку, если не считать мышей и тараканов, знала только она и Клара.
– Кстати, мама, вот твои сберкнижки. Поздно я спохватилась, пропали денежки.
Она грустно вздохнула, вспомнив с каким боем достались они ей, когда она, поняв, что будет со сбережениями в условиях тогдашней свистопляски с ценами, срочно приехала в деревню. Достала из сумки две засаленные зеленые книжонки и отдала матери. Та, послюнив палец, поспешно пролистала одну потом другую. Облегченно замахала руками:
– Фу! Ну, напугала ты меня дочка. Все деньги на месте. Куда они денутся.
– На месте, на месте. Не переживай. Только купить на них для похорон твоих можно только разве лопату. А когда их получить можно будет, и ее не купишь… Инфляция.
– Чего? Какую еще, мать твою, лопату?
– Лопату не знаю, а вот топор за тридцать тысяч, я недавно видел, – вмешался в беседу Серега.
Старушка и сама заметила, что что-то на так с ценами в магазине. Правда, он находился в районном центре, и она в нем с лета не была. И Кларка в тот раз приезжала, этим же пугала и все талдычила ей про эту же фуфляцию или ушляцию.
– Так, что же ты не сняла и не купила себе новую машину или телевизор хотя бы?
Новый, цветной телевизор это была тещина голубая мечта, но ей всегда было жаль денег, да и старый хоть плохо, но еще работал.
– И телевизор я видел цветной за полмиллиона… Горизонт… А новая девятка сейчас двадцать миллионов стоит, – не унимался, хороший уже зять.
– Вот, вот… Я тогда только от тебя сразу в банк, а там, таких как я, целая толпа, человек тыща. Кричат, толкаются, книжками своими трясут, а банк закрыт, и бумажки даже никакой на дверях нет. Две недели туда ходила, потом рукой махнула… Наеб – и нас мама, похоже.
– Какой телевизор, какие миллионы? Я всю жизнь на всем экономила. Кто меня теперь похоронит?.. – старушка смахнула слезу заскорузлой рукой. – Не уж-то, опять?..
Ей вспомнился мешок облигаций, которые им выдавали в пятидесятые вместо