Праздники Православной Церкви. Елена Тростникова

      Можно ли употреблять некрещеным святую воду, освященное на мощах святых масло и просфоры?

      С одной стороны, можно, потому что ну какой же может быть вред человеку от того, что он попьет святой воды, или помажется маслицем, или употребит просфору? Но только нужно задумываться, с какой стороны это может быть ему полезно.

      Если это некоторое приближение человека к ограде церковной, если он, еще не решаясь креститься, скажем быв в прошлом воинствующим атеистом, теперь, по молитвам своей жены, матери, дочери или кого-нибудь еще из близких, уже не отвергает хотя бы этих внешних как бы знаков церковности, то это добро; и педагогически это будет подводить его к более существенному в нашей вере – к поклонению Богу в духе и истине.

      А если же таковые действия воспринимаются как своеобразного рода магия, как некое “церковное лекарство”, но при этом человек вовсе не стремится к тому, чтобы воцерковиться, чтобы стать православным христианином, только успокаивает себя, что вот я нечто такое совершаю и это послужит каким-то оберегом, то такого рода сознание провоцировать не нужно.

      Вот, исходя из этих двух возможностей, вы решайте применительно к вашей конкретной ситуации, нужно или не нужно предлагать кому-либо из ваших близких святынечки церковные».

      Иордань

      В наше время в России все шире возрождается обычай создания и украшения иордани – водосвятной крещенской проруби.

      В одном из замечательных рассказов А.П. Чехова ярко описывается такое оригинальное «художество».

      Художество

      Хмурое зимнее утро.

      На гладкой и блестящей поверхности речки Быстрянки, кое-где посыпанной снегом, стоят два мужика: куцый Сережка и церковный сторож Матвей. Сережка, малый лет тридцати, коротконогий, оборванный, весь облезлый, сердито глядит на лед. Из его поношенного полушубка, словно на линяющем псе, отвисают клочья шерсти. В руках он держит циркуль, сделанный из двух длинных спиц. Матвей, благообразный старик, в новом тулупе и валенках, глядит кроткими голубыми глазами наверх, где на высоком, отлогом берегу живописно ютится село. В руках у него тяжелый лом.

      – Что ж, это мы до вечера так будем стоять сложа руки? – прерывает молчание Сережка, вскидывая свои сердитые глаза на Матвея. – Ты стоять сюда пришел, старый шут, или работать?..

      Сережка рвет из рук вспотевшего Матвея циркуль и в одно мгновение, молодцевато повернувшись на одном каблуке, чертит на льду окружность. Границы для будущей Иордани уже готовы; теперь остается только колоть лед…

      Но прежде чем приступить к работе, Сережка долго еще ломается, капризничает, попрекает:

      – Я не обязан на вас работать! Ты при церкви служишь, ты и делай!

      Он, видимо, наслаждается своим обособленным положением, в какое поставила