Соловка Słowik. Меир Ландау
белая борода, чёрная шляпа и почему-то, каракулевая телогрейка, надетая поверх лёгкого летнего костюма, потёртого и выцвевшего.
Прадедушка положил мне руки на голову, а потом на плечи.
– Ну вот, я увидел своего правнука, – сказал он тихо.
– Тебя зовут Миша?
Я кивнул.
– Михаэль. Так звали моего отца, твоего прапрадедушку, – ответил прадедушка, – а меня зовут Натан. Правда люди меня предпочитают называть Антоном Михайловичем.
– А я буду называть Натан… – ответил я и обнял его. Почему, не знаю сам. Просто подумал, что так и нужно бы было встретить прадедушку, а не с каких-то официальных приветствий и не нужных представлений. А обняв, почувствовал, что это прадедушка богатырь, а не командир заставы. Сколько было ему лет, я не могу судить даже сейчас. Я не знал этого. И так и не узнал. Но то, что прадедушка Натан был полон сил и жизни, даже радовался ей, это я понял. А каким должен быть богатырь? Не плакать от старости, не вздыхать об утраченных годах, а уметь радоваться детям, внукам, правнукам и помнить своих родителей… Точно… Поэтому я и обнял прадедушку, решив, что никуда завтра, наверное, не пойду, а буду с ним…
Присев рядом с ним я начал слушать разговоры взрослых. Меня никогда не прогоняли, как других ребят их родители, а наверное хотели, чтобы я всегда был в курсе всего что происходит. И в курсе дел семейных, и в курсе дел папы, и мамы, и просто их друзей и наших соседей. Наверное поэтому я и получился такой, умнее всех. Не в смысле разумнее, а в смысле осведомлённости. Язык за зубами я держать умел и никогда не рассказывал друзьям, да и просто любопытным, о том о чём слышал от родителей.
Прадедушка говорил мало, но интересно. Оказывается он приехал из Венгрии, из другой страны, и мне стало во много раз любопытнее, как же там живут люди и правда ли, что капиталисты ходят в цилиндрах и фраках, с тросточками, а все рабочие измазаны сажей, а их дети чистят ботинки прохожим за медные монеты.
Но, судя по всему, это было не так. Прадедушка рассказывал про Венгрию так, как будто речь шла о Киеве, куда я ездил этой зимой, или о Харькове, который я знал прекрасно. И оказалось, что цилиндры уже давно ни кто не носит. Мне стало интересно, какие же шляпы носят капиталисты. Судя по всему не такие как прадедушка. Ведь он был не капиталист, а значит буржуи не носят таких шляп. Но, беспокоиться о буржуях я не стал. Я услышал впервые то, что очень меня удивило. Даже тревожно стало, когда прадедушка произнёс, что переживает за нас. Почему? Война? Немцы?
– Это может произойти в любую минуту, даже сейчас, – сказал он, – когда я ехал сюда, я видел много военных колонн движущихся к границе, немецких, венгерских. И шли они не на учения…
– Да, – кивнул папа, – перебежчики с той стороны говорят то же самое.
Михаил Степанович взгрустнул.
– У нас половина командиров на восток чемоданы пакует, на море… Мамки, няньки, детвора… Прямо в казармах. Говорят, что Брест вообще общежитием