На все Твоя воля. Исторические новеллы. Татьяна Гаврилина
во младости лет детях, подвергалось неоправданному риску еще и во времена долгих и утомительных паломничеств по монастырям и суетным выездам на охоту. Так было угодно царю. Он любил, чтобы супруга и дети были всегда при нем.
Так было и в начале октября 1559 года, когда Иван принудил уже больную жену и двух царевичей: Ивана, родившегося в 1554 году, и Федора, родившегося в 1557 году, ехать с ним в Можайск. Но, едва ли, ни сразу по прибытии на место, царь, получив срочное донесение из Москвы о нарушении ливонской стороной заключенного недавно двустороннего перемирия, отказался от своих планов и, в досаде, приказал всем собираться и готовиться к немедленному возвращению в столицу. Однако из-за проливных осенних дождей, дороги оказались настолько размытыми, что местами превратились в непроходимые топи. Только 1 декабря царское семейство вернулось в Москву в тепло и уют домашнего очага. И хотя, в целом, долгое и трудное путешествие завершилось для всех удачно, но вскоре после возвращения Анастасия, почувствовав себя плохо, слегла и более уже не поднялась. Толпы народа, богатые и бедняки, плача и причитая, провожали в последний путь государыню Анастасию, вспоминая о ее скромном и незлобивом нраве.
***
Новая царица, не в пример покойнице, напротив, даже и не пыталась скрыть от окружающих свой жестокий и коварный характер. Выросшая среди кавказских гор, с детства приученная стойко переносить боль, жизненные невзгоды и страдания, Кученей не ведала ни стыда, ни жалости, ни страха. Опасность, риск, игра – вот что по-настоящему ее возбуждало! Вынужденная вместе с отцом и братьями с оружием в руках защищать свою честь и дом, Мария жила в постоянном ожидании нападения, никого не любя и никому не доверяя. Ее гордая и независимая натура горянки жаждала бури и свободы. Тихая и домовитая теремная жизнь замужней женщины была для нее скучна и невыносима. В попытке найти, хоть какое-то достойное для себя занятие, Мария охотно появлялась в стольной палате, с восторгом присутствовала на медвежьих травлях и даже, к ужасу бояр, с высоты кремлевских стен наблюдала за кровавыми публичными казнями.
Да и в светлице Марии Темрюковны не было ничего, что могло бы напоминать о прежней хозяйке. Неприученная ни к какому женскому ремеслу, она очень скоро избавилась и от ткацких и вышивальных станков, и от пяльцев, и от многих других рукодельных премудростей. Исчезли из покоев бесноватой черкешенки и церковные покрова, шитые жемчугом, и иконы, наводящие на нее тоску и уныние. Воспитанная грубо, по-мужски, она признавала только свои восточные ковры, да охотничьи трофеи, развешанные в виде чучел по стенам светелки.
Не трудно догадаться, что бояре тут же невзлюбили новую царицу, но и она, не оставаясь перед ними в долгу, отвечала им враждебной взаимностью. Единственный человек, с которым ей удалось найти общий язык и установить доверительные отношения, был царский лекарь