Криминалистика по пятницам. Елена Топильская
папаша-Горчаков. – Сам не хочу.
– Что ты зверствуешь-то, садист? Хочешь, чтобы тебя родная дочь возненавидела?
– Ну это ты загнула, – испугался Горчаков.
– Отнюдь. Представь, что это тебе запретили выпускной. Хорошо тебе? Все пошли, весь класс веселится. А ты дома сидишь. Так и до суицида недалеко, не дай бог, конечно.
– Да ты что?! Какой суицид?!
– Вот такой. Наверняка ребенок возлагал надежды на этот вечер. Может, ей мальчик должен объясниться. Или она мальчику.
– Вот только мальчиков нам не хватало! – буркнул Горчаков. – Ну ладно, ладно. Она сама виновата. Не училась ни хрена. Отправили ее на подготовительные курсы, так половину прогуляла, паразитка. А денег это стоило немалых. В аттестате одни тройки. Какой ей, к черту, выпускной?
– Все равно. Сатрап.
– Ну ладно, – примирительно повторил Горчаков. Видно было, что он уже раскаялся в своем педагогическом экстремизме. – В конце концов, выпускной вечер в семь. Еще два с половиной часа, я могу и передумать.
– А непоследовательность еще хуже. И вообще, ей же надо подготовиться. Платье, прическа, косметика, маникюр, то-сё. А если ты ей за полчаса до праздника даруешь отпущение грехов, еще хуже будет. Ребенок почувствует себя ущербным.
– Правда, что ли? – Наверняка такие тонкости, как то, что юная девица не может за три минуты собраться на выпускной бал, Лешкину косматую башку не посещали. Типа, а чего там собираться? Штаны натянул, в башмаки влез, пятерней волосья пригладил – и вперед, вот как, без сомнения, мыслил этот мужчина в полном расцвете сил (и столь же деликатный, как Карлсон).
– Блин, что же делать? – озадачился Лешка. – Надо срочно придумать другое наказание. Давай, великий педагог, предлагай.
– Предлагаю отпустить девчонку на бал, а наказание придумать позже. В конце концов, не всем же быть умными. Женщине так это просто противопоказано. Пусть лучше учится готовить.
Горчаков хмыкнул. Я, можно сказать, плюнула в душу этому честолюбивому отцу, который растил дочь ни больше ни меньше как для экономического факультета универа. Видимо, рассчитывая, что когда-нибудь деточка-банкирша обеспечит его старость. Ха! Надо сказать ему, что, если он ее сегодня не пустит на бал, плакала его обеспеченная старость, сдохнет под забором.
Я заставила Горчакова позвонить жене, и Ленка, сама уже почти бившаяся в истерике по поводу мужнина решения о запрете выпускного, прямо-таки возродилась к жизни и помчалась собирать деточку на праздник. Я, правда, успела выхватить трубку и разузнать, какого цвета и фасона будет платье. Ленка горестно вздохнула:
– Какого цвета платье? Даже говорить стыдно!
– В каком смысле? – удивилась я.
– Ну вот как ты себе представляешь выпускной наряд?
– Ну… Что-нибудь нежненькое…
– Вот именно, – усмехнулась Лена. – Нежнее некуда. Платьице у нас – нежно-черного цвета. Я уже ничего в этой жизни не понимаю…
Еще были жалобы на то, что платье слишком открытое.