Нурсолтан. Ольга Иванова
молодой женщине.
– Солтан Ибрагим, вашим оскорблениям не счесть числа! Я удивлена желанием своего супруга приближать вас к ханскому трону. Повелитель порой бывает слеп, когда выбирает себе недостойных друзей! Но никто, даже сам хан, не заставит меня терпеть ваше присутствие и слушать речи, пропитанные ядом и желчью!
Выплеснув ярость и обиду в лицо ухмыляющегося мужчины, она бросилась к спасительным дверям, но её слух уловил брошенные вослед слова Ибрагима:
– Вы ещё убедитесь, кто правит нашим ханством, когда услышите речи моего брата. Они будут слово в слово повторять ваши мысли, прелестная ханум!
О, как прав был Ибрагим: речи хану она писала сама, не доверяя этого важного дела кятибам[47]. Ханские писцы и дипломаты довольствовались поучениями мудрецов, используя при составлении речей правителя известные книги саджей[48]. Нурсолтан обращалась к речам мудрых лишь в поисках вдохновения. Нужные слова сами собой находились в её голове, укладывались в складную речь, и, как говорил Шептяк-бек, оказывались неподражаемыми, необычными и непредсказуемыми для соперников.
Сегодня на заседании дивана с губ солтана Ибрагима, слушавшего речи повелителя, не сходила уничижающая насмешка. Хан Халиль твёрдо держался позиции Нурсолтан и бека Шептяка, несмотря на то, что брат, к которому он последнее время благоволил, пытался переменить его мнение. Нурсолтан словно кольнуло в сердце: «А может, солтан Ибрагим прав, мы навязываем Халилю свои мысли, свою волю, не позволяем ему внимательней прислушаться к другой стороне. Мы подавляем в нём все наклонности правителя, и, должно быть, поэтому Халиль предпочитает заниматься поэзией, потому что там он свободен!»
Она вновь взглянула на мужа. Молодой хан выслушивал бакши Танатара с равнодушным видом, изредка он кивал головой, показывая, что полностью согласен с доводами дипломата. Нурсолтан вновь поймала себя на странной мысли: «Слышит ли он его, или дух Халиля бродит совсем в других местах, неведомых и недоступных для нас». Она неслышно поднялась со своего места и подошла к окну. За приоткрытыми ставнями разливалась ночь, у ворот раздавались окрики караульных. «Надо дать хану поспать лишний час, – подумала она. – У него очень утомлённый вид. Я отдам распоряжение, как только мы выйдем отсюда». Она и сама чувствовала нечеловеческую усталость и впервые с раздражением взглянула на взявшего слово бека Шептяка: «Когда же закончатся эти бесконечные словопрения, как много любят говорить старики»!
Совет закончился далеко за полночь, но ханум нашла в себе силы предупредить управителя дворца не беспокоить повелителя утром, пока не поступит приказ от неё.
– Я пойду в свои покои, мой дорогой, – сказала она хану. – Нам обоим следует выспаться и отдохнуть.
Халиль взглянул на неё утомлёнными покрасневшими глазами и вдруг печально произнёс:
– Ах, Нурсолтан, как бы мне хотелось, чтобы у нас был маленький домик в лесу. И мы жили бы с тобой вдвоём в тиши больших деревьев.
– Ты